Наталья Хмелик: Зеленая собака, или Повесть о первоклассниках

— Моя дорогая, моя дорогая, — сказала она, — сейчас все передовые люди бегают трусцой. Я лично бегаю. И записалась на аэробику, да, да, не собираюсь стареть.

— А я шить люблю, — виноватым голосом отвечала молоденькая мама Помидорчика в красном комбинезоне. — И почему мещанство? Вот комбинезончик Илюшеньке сшила, сама, а как фирменный.

Все обсуждали комбинезон, и аэробику, и рецепт пирога с зелёным луком. Услышав про пирог, Сашка перестал рыть канал и поднял свой короткий нос прямо к той пухленькой маме крошечной девочки в голубой шапке. Как будто пирог лежал у неё в сумке, и Сашка надеялся получить кусочек прямо сейчас.

Все шумели, оживление у взрослых было ничуть не меньше, чем у детей. Только мама сидела молча и перелистывала страницы книги. Только один раз она подняла голову, когда фиолетовая бабушка сказала, что шить мещанство и вязать мещанство тоже. А уж печь — и совсем мещанство, так она сказала. Вот тут мама вставила своё слово:

— По-моему, мещанство — считать нормальные женские дела мещанством. — Вот так сказала мама. И Валентину это понравилось.

Та, за которую мама заступилась, улыбнулась ей и стала вязать быстрее.

А лиловая ответила недовольно:

— Слишком сложно для меня.

И сердито и сильно вытерла нос своему внуку, который запищал и постарался вывернуться у неё из рук.

Валентин копал и всё видел и всё слышал. Так уж были устроены его глаза и уши. Вот канал закончен, и вода перетекла из одной лужи в другую почти вся.

— Теперь там глубина, — сказал Валентин, — можно пускать корабли.

Сашка схватил с земли щепку и кинул в лужу.

— Поплыл мой теплоход!

И тут Валентин услышал:

— Валентин! Привет!

На скамейке в стороне от детской площадки сидела Сонька. Она сидела и раскачивала с большой силой свою ногу, а сама смотрела на Валентина, как будто хотела сказать: смотри, как я умею ногой качать. Тебе так никогда не суметь. Сонька всегда так смотрит, как будто она, Сонька, — большой молодец, а ты — так себе, пустой человек. У Валентина есть на этот случай ответный взгляд, прищуренный и твёрдый. Он означает: «Что ты, Сонька, выставляешься? Совершенно ты не молодец, а так себе девчонка».

Но Соньку не собьёшь. Она насмешливо улыбается, ещё сильнее раскачивает ногу, а потом — раз! — ловит её другой ногой, обвив одну вокруг другой, как удав.

Зелёный помпон на длинном шнурке болтается вокруг Сонькиной головы.

— Гуляешь, Валентин?

Он не отвечает на лишние вопросы. Сама, что ли, не видит?

Сонька берёт со скамейки своё голубое ведро. На нём большими кривыми буквами нацарапано «Соня». И на совке — «Соня», и на лопатке, и на мячике.

Когда Валентин увидел эти надписи в первый раз, он спросил:

— Это зачем?

— Чтобы не перепутать, — ответила тогда Сонька и посмотрела с превосходством. Она и в прошлом году уже умела так смотреть. — А то у всех всё одинаковое. Вон и у тебя такой мячик, и у всех. И совок тоже такой же.

Валентин засмеялся:

— А если перепутаешь, то чем плохо? У всех же всё одинаковое.

— Ладно, ладно, — вступилась тут Сонькина бабушка с длинными серьгами, висящими из-под меховой шапки, — нам чужого не надо. А своё надо беречь. — Тут Сонькина бабушка отряхнула пыль со своих красных кроссовок. Она была одета в спортивную куртку и в светлые вельветовые брюки. — Мало ли что.

Глаза у бабушки справедливые. И Валентин прекратил спор.

Хотя про себя всё равно не согласился: лопатки и мячики, ведёрки и совки и резиновых зайцев покупали в одном и том же магазине «Товары для детей», а перепутать даже интересно.

— Валентин, не мучай людей лишними разговорами, — позвала мама, — пойди сюда. Посмотри, какие синицы прилетели. Вон, вон, на верхушке старой берёзы.

— Мне тоже синиц, — потребовал тут же Сашка. А как же?

— Обязательно. — Мама — молодчина, она никогда не спорит напрасно.

Синицы, действительно, суетились и верещали. Валентин задрал голову и смотрел, и Сашка смотрел. А Сонька не стала, её синицы не интересовали. Соньке всегда было интересно только то, что говорила сама Сонька. Вот и сегодня она заявила, запутав ногу вокруг ноги:

— Эй, Валентин! А я в школу после лета пойду. Ага! Мне уже купили азбуку, и кассу, и ручку, и карандаши, и счётные палочки.

Валентин хочет сказать, что ему тоже купили и кассу, и палочки, и пластилин, и ещё тетрадки, и ещё он хочет сказать этой хвальбушке Соньке, что нормальные люди не говорят «после лета», а говорят «осенью» — вот как называется это прекрасное время, когда все, кому стукнуло шесть, идут в школу. И он, Валентин, именно пойдёт в первый класс. И школьную форму ему скоро купят.