Эсфирь Цюрупа - Друзья мои мальчишки

— Отец, — ответил твёрдо Платов Второй. — Будет красота. Промышленность научится делать на стеновых блоках всё, что нужно. А наше дело — красиво собрать дом из готовых частей. Каменщики теперь научатся из блоков дома строить, станут монтажниками…

— Нет, начальник, врёшь! Поздненько мне переучиваться! — загрохотал дед Илья, и от его голоса вздрогнули стёкла, а Таиска зажмурилась. — Не застишь солнышко рукой, моя работа нужна! — кричал дед Илья. — Не дорос ты ещё моей трудовой славой распоряжаться! Ты сперва поработай с моё! Согни-ко матушку-жизнь, как я её сызмала гнул! Да ты понимай: не она меня гнула, а я её на свой лад, вот эдак-то…

И тёмные пальцы деда Ильи, как цепкие корни, обхватили подкову, и ногти, твёрдые как ракушки, побелели от напряжения.

Затаив дыхание Илюша смотрел, как дед Илья гнул жизнь на свой лад. Все смотрели. И Платов Второй тоже.

Илюша взглянул на отца. В отцовских глазах, обращённых к деду, Илюше вдруг почудилась боль и тревога, и мальчишеское сердце рванулось к отцу. Но тут же — обратно к деду. И тогда Илюше показалось, что грудь его разорвётся.

На скатерть посыпались чешуйки красной краски. Дед Илья со стуком бросил подкову на стол. И все увидали: подкова согнута.

— Вот так-то… — сказал дед Илья. — Сперва сравняйся в силе-умении с отцами, а потом уж берись нашу жизнь переламывать на свой лад! — И он тяжело опустился на стул.

И баба Таня вышитым платочком стёрла с его лица ручьи пота.

А Платов Второй? Все глядели теперь на него и ждали. Илюша тоже ждал: что скажет батя?

Но тут дедушка Матвеюшка протянул своим тонким задиристым голосом:

— Не-ет! Нынешнее поколение против нашего слабовато.

Платов Второй потрогал красную чешуйку на скатерти.

— А мы не силой рук берём, время не то, — спокойно ответил он. — Нам нынче и богатырская сила мала. Руками ракету меж планет не забросишь. Разум нужен. Однако… (Все за столом увидали, что Платов Второй вдруг усмехнулся, да так лукаво, задорно.) Однако мы с Илюшей считаем, что сила в руках — тоже дело хорошее. Верно, сын?..

И он взял подкову двумя руками за два её согнутых конца. Поставил смуглые руки перед грудью и стал растягивать их в стороны.

Илюша увидал, как под белым шёлком сорочки буграми вздыбились мышцы.

И снова на скатерть слетели огненные чешуйки краски.

— Весь в отца! Платовская порода! — тихо, с уважением сказал дедушка Матвеюшка.

А батя протянул бабе Тане выправленную подкову:

— Положите на место, мама. Маленько мы с отцом её отшелушили, вы уж нас извините.

Руки у бати заметно дрожали. Баба Таня молча взяла подкову и, не глядя, положила на комод.

Илюша ждал: вот сейчас баба Таня обойдёт вокруг стола и своим кружевным платочком вытрет лоб бате, ведь сейчас была его очередь. Но баба Таня не шла. Может, она не видит, что на переносье у бати тоже сидят бисеринки пота?

Илюша дольше ждать не стал. Взобрался ногами на стул и безо всякого платка, прямо горячей шершавой ладошкой взял да и обтёр отцовский лоб. Отец поймал Илюшину руку и улыбнулся ему.

А дед Илья отшвырнул свой стул и пошёл прочь из комнаты.

— Не лютуй, одумайся, — тихо сказала ему вслед баба Таня. — Сын ведь…

Но дед Илья ушёл. И было слышно, как в сенях проскрипели половицы от его тяжёлых шагов и стукнула наружная дверь.

— Мама, — позвал Платов Второй. — Мама, хоть вы-то поймите. — Он снял Илюшу со стула на пол, подошёл к бабе Тане и, совсем как Илюша, прижался щекой к её щеке. — Мама, не я отцу жизнь переламываю, понимаете, не я. Время такое пришло, мама. Сегодня собирать дома по кирпичику — всё равно как спичкой пахать целину.

Но баба Таня ответила:

— Ты мне всё про дома, сынок. А ты бы лучше про отца. О нём ты подумал? У него вся гордость, вся радость — его мастерство. Как он теперь жить будет?

И не стала слушать его ответа, взяла со стола пепельницу с окурками и понесла в кухню.

А Илюше от её слов стало горько-горько. Ему вдруг подумалось, что дед Илья сидит сейчас пригорюнившись на ступеньках крыльца и думает-гадает, как он жить будет. И не такой он представился Илюше, как всегда, — большой, сильный, громкий, — а маленький такой старичок, тощенький, как дедушка Матвеюшка. И ножки у него как палочки, и весь-то он дрожит. А солнце уже заходит, дело к ночи.

Илюше стало невмоготу сидеть тут, в комнате, с гостями. Ему даже не захотелось смотреть сейчас на Платова Второго. Илюша сорвался с места и выскочил через сени на крыльцо.