Эсфирь Цюрупа - Друзья мои мальчишки

И тут ноги его начали гудеть, что они устали, и живот ворчать, что он хочет есть, и плечи жаловаться, что им надоело таскать мешок. В самом деле, верёвка от мешка стала почему-то острой и режет плечо. Калош в мешке нет — вот они, на ногах у Никиты. Почему же мешок тяжёлый?

И вдруг он вспомнил: да ведь Никита Кузьмич забыл в мешке свёрток! Свёрток с сокровищами! Бедный Никита Кузьмич! Где ж он будет искать Никиту — ведь он даже адреса Никитиного не знает.

И, не теряя ни секунды, Никита что есть духу помчался к высокому дому, к самой главной башне.

Лифт был открыт. В нём на табуретке тихохонько сидела лифтёрша и читала толстую книжку.

— Мне надо поскорей на двадцать шестой этаж, в поднебесье, к Анне Ивановне, — выпалил одним духом Никита.

— Ну что ж, поедем к Анне Ивановне, — согласилась лифтёрша, закрыла книжку и повернула на стенке рычажок. Дверь лифта сама собой закрылась.

Никита хотел рассказать лифтёрше про сокровища, которые он везёт, но только он открыл рот, как лифтёрша объявила:

— Вылезай! — И дверь сама собой опять открылась.

— Не вылезу! — сказал Никита. — Мне ехать надо!

— Приехали! — ответила лифтёрша.

— Мне на самый верх надо! — возразил Никита.

— Да мы и есть на самом верху, — сказала лифтёрша. — Просто лифт у нас неслышный и быстрый. Ты и не заметил, как мы быстро поднялись. Вот тебе двадцать шестой этаж, вот тебе дверь Анны Ивановны. Вылезай, пассажир дорогой!

И Никита вылез.

За то, что Никита принёс забытый свёрток, все его хвалили. За то, что он такой молодец, ему позволили смотреть в окошко, сколько он захочет. И ещё дали бублик.

На двадцать шестом этаже высокого дома, под самой золотой звездой, жила Анна Ивановна с дочерью, десятиклассницей Зиной. Над их окном плыли хлопья рассеянной тучи, а ниже подоконника летали птицы.

Отсюда, с высоты, площадь показалась Никите игрушечной. По ней ползли троллейбусы величиной со спичечную коробку, а тротуары напоминали муравьиные дорожки. Садовое кольцо уходило в обе стороны от площади, и по нему бежали машины, похожие на жучков.

Город был виден далеко. Кремль стоял перед Никитой как на ладони, и под вечерним солнцем жарко алели пятиконечные звёзды на башнях и светло сияли купола старинных церквей.

Никита так засмотрелся, что Зина с трудом оттащила его от окна.

— Ты кто такой? — спросила Зина.

— Он мой приятель, путешествует по Садовому кольцу, — ответил Никита-старший.

— Он путешествует, а мать, верно, волнуется. Вот мы сейчас этого путешественника домой отправим! — сказала Анна Ивановна.

Но Никита в это время грыз бублик, во рту у него был шум, и этих неприятных слов он не услышал.

Когда он съел последний кусок, в комнате сразу стало тихо, и в этой тишине голос Никиты Кузьмича произнёс:

— Пришёл парень из детского сада, а матери дома нет.

Мамы и правда дома не было, и Никита грустно кивнул.

И сразу возле глаз у Анны Ивановны улеглись добрые лучики-морщинки, она погладила Никитин затылок.

— Ах ты бедный! — сказала она. — И ключей от дома у тебя нет?

Ключей у Никиты действительно не было, и он опять грустно кивнул.

— Тогда подсаживайся поскорей к столу, — засуетилась Анна Ивановна, — выпей чайку с вареньем. Зина, налей ему. Наверно, проголодался мальчонка.

Никита и правда проголодался, и чай с вареньем и бубликами ему очень понравился.

— А ты кто? — спросил Никита у Зины.

Она была в коричневом платье, и светлая её коса лежала на плече, поверх школьного фартука. Но Никита ни за что не поверил бы, что девушка, которая живёт выше птиц, — обыкновенная школьница, такая же, как его сестра Марина.

— Кто я? — засмеялась Зина. — Мы с мамой небесные бакенщики!

Прошлым летом в деревне Никита видел по вечерам на реке красные огоньки. Их зажигал знакомый бакенщик дядя Фёдор, чтобы в темноте пароходы знали свой путь, не садились на мель, не врезались в берега.

— Бакены в небе стережём, — объяснила Зина.

Она могла сказать, что каждый вечер зажигает звёзды в небе, — Никита не удивился бы. Он уже начинал привыкать к чудесам.

Зина повернулась к окну:

— Гляди наверх. Видишь вокруг соседней башни венок из лампочек?

На белом камне стены лежал едва заметный розовый отблеск.

— Сейчас ещё не стемнело, и свет от ламп чуть виден, — сказала Зина. — А ночью вокруг всех наших пяти башен и вокруг острого шпиля засветятся красные веночки. Мы с мамой следим, чтобы они не погасли, иначе самолёты могут поранить себе крылья.