Виталий Бианки - Фомка-разбойник (cборник)

Жить было сносно.

Но три года назад напала на его оленей ужасная болезнь – сибирка. Олени один за другим кидались из стада, хрипели и грохались оземь. В один день пала половина стада.

Юро без оглядки бежал от того места. Но беды догоняли его.

Раз ночью подошел к стаду сармик – волк, десять оленей зарезал, разогнал остальных. Еле собрал их в тундре Юро.

Весной, как важенки отелились, задул север, сумасшедшие начались бураны. И заметались важенки: замерзли их нежные пешки.

Кочевал Юро в этот год на восьми только нартах. Сам уж не ехал; шел с женой пешком рядом с оленями.

Была у Юро своя вотчина: земля, где пас оленей и промышлял его род из поколения в поколение. Но в тот год сосед-окатэтта [38]– многооленный богач – пригнал свое двухтысячное стадо к самой границе его вотчины.

Юро отодвинулся: маленькое стадо оленей бежит к большому, теряется в нем, как ручей в море.

Окатэтта пошел за ним.

Юро еще отодвинулся.

Окатэтта – за ним.

Юро бежал из дедовской вотчины: спасал последних своих оленей.

Без оленей в тундре – смерть.

Окатэтта звал Юро:

– Будешь мне помогать – через год оленей дам.

Юро сказал:

– Нет. Большевики собирают чумы. Поеду на собрание.

Окатэтта сказал:

– Поедешь на собрание – ко мне не приходи. Будешь помощи просить – не дам.

Испугался Юро: откажется помочь окатэтта – куда денешься? Не поехал на собрание.

Стал просить окатэтту:

– Дай на выпас тридцать оленей. Год пройдет – пригоню тридцать же оленей да песцов дам пятнадцать.

– Тридцать, – сказал окатэтта.

Совсем отощали, замучились у Юро олени. Не поможет богач – и на зимовку не откочевать. Тут зимовать – не терпит.

Обещал Юро окатэтте тридцать песцов.

Дал окатэтта тридцать сытых оленей.

А летом копытка объявилась – оленья болезнь. Поредело стадо вконец.

Совсем бы пропал Юро, да год выдался песцовый.

Пошел и пошел песец, как заяц. Было бы у Юро оленей побольше – деревянные пасти ставить пошире, – сколько бы Юро собрал белых шкурок! Каждая шкурка – олень.

Через год отдал Юро тридцать песцов окатэтте. А оленей – только десять. В долгу теперь.

Четырнадцать себе оставил. На четырнадцати куда откочуешь? Как оденешься, обуешься?

Уж не один с семьей живет Юро в чуме – с братом. У брата – своя семья, отец-старик.

Был Юро и у большевиков на собрании. Учили бедняков на собрании не слушать богатых, в артель сбиваться.

Юро в артель пошел – рыболовную.

– Гану-грютти, – смеется Якимыч, – лодочный житель?

– Гану-грютти, – соглашается весело Юро.

– Как теперь живешь? – спрашивает Якимыч.

– Терпит, – говорит Юро. – Моя туземный совет выбирал, сын Берёзов ехать – грамота учиться.

Тут все в чуме оживились. Залопотали ребята, даже бессловесная пожилая женщина с красной лентой в связанных концами косах.

Она потихоньку, но быстро что-то заговорила по-самоедски.

Юро строго на нее глянул: женщина должна молчать, когда мужчины разговаривают.

Но ничего не сказал Юро, и жена его продолжала говорить про свое.

Одни только древние старики в глубине сидели молчаливые и неподвижные, как деревянные идолы. Их коричневая кожа скореженным лубом висела на черепах.

– Сколько им лет? – спросил я.

Якимыч спросил Юро по-самоедски, ткнул пальцем в одну и в другую сторону, сказал:

– Этому – сто шестьдесят. Этому – сто восемьдесят.

– Что?

– Сто восемьдесят, – повторил Якимыч задумчиво, посмотрел на меня – и вдруг расхохотался.

– Ну да же: сто восемьдесят самоедских – наших, значит, девяносто. Они же один год за два считают.

Мы вышли.

Чернолапенький лисенок безостановочно кружил, и кружил, и кружил вокруг прикола. Мне подумалось: совсем как рассказ Юро вокруг оленей.

– Чего он так? – спросил Валентин.

Якимыч скучно ответил:

– Есть хочет, замерзнуть не хочет – вот и кружит.

Я остался поговорить с лисенком, отстал от своих.

– Бегаешь? – спросил я чернолапенького зверька. – И как тебе только не надоест все кругом да кругом?

Лисенок ничего не ответил, даже не повернул ко мне головы.

Тут мое внимание привлекла ватага мохнатеньких самоедских ребятишек.

Они выскочили откуда-то из-за чумов. Они увидели меня и остановились было. Но сейчас же один из них что-то строго крикнул, и все скрылись в кустах. Через минуту они появились далеко на берегу. Я успел только разглядеть лук в руках у одного – парнишки лет так пяти-шести. Лук был выше охотника в два раза.