Наталия Мендельсон: Молочный пальчик

В одно морозное солнечное утро привезли дрова. Дедушка раскидал деревянной лопатой снег перед воротами, и небольшая рыжая лошадка втянула воз во двор. Паренёк Гоша, приехавший с возом, укрыл лошадь ватником, чтобы не мёрзла, и стал разгружать дрова. Он ловко поднимал тяжёлые берёзовые поленья и скидывал их прямо в снег.

«Тук-тук-тук!» — звонко и весело стучали промёрзшие чурбаки. Помогал Гоше дедушка — он складывал дрова в поленницу. И только Павлик ничего не делал: стоял в сторонке и смотрел на лошадь, у которой с мохнатой морды свисали сосульки.

Варежки у Павлика висели пустыми кульками. Он сжал руки в кулаки, чтобы отогреть пальцы. Ледяные ветерки забирались к нему в рукава и за воротник. Павлик вынул из варежки руку и подышал на неё. А когда сунул её обратно в варежку, то почувствовал, что и сюда уже мороз забрался. Павлик побегал немного, но у него сразу же замерз нос и даже слёзы из глаз потекли.

Дрова разгрузили.

Но где-то рядом Павлик снова услыхал: «Тук-тук-тук!» Это уж не чурки стукались друг о друга… Павлик посмотрел на сосну и увидал дятла, который долбил сук. Постучит, постучит крепким клювом, потом повертит головой, как бы присматриваясь, хорошо ли идет работа, и опять: «Тук-тук-тук!»

Павлик так засмотрелся на дятла, что не заметил, как к нему подошёл дедушка:

— Что, любуешься, как дятел работает?

Павлик взглянул на дедушку. Лицо у него после работы было красное, веселое и довольное.

— Дедушка, а почему дятлу не холодно? — спросил Павлик, приплясывая от мороза.

— Э-э, внучек, это не сразу объяснишь… Давай-ка сперва сложим дрова, а потом я тебе открою секрет дятла.

И дедушка с Павликом стали складывать дрова. Скоро Павлик совсем забыл про мороз и про холод. Руки у него горели, ногам стало тепло, а нос закраснелся, как клубничка.

Когда дедушка с внуком закончили работу, Павлик сказал:

— Дедушка, а я догадался, почему дятлу не холодно: очень просто — он работает, кору долбит, потому и не мерзнет.

— Верно, — улыбнулся дедушка, — Мороз лодырей не любит, крепко их покусывает.

Павлик поднял голову и посмотрел на дятла: тот по-прежнему усердно выстукивал клювом свою бойкую песенку: «Тук-тук-тук!»

Одной девочке принесли маленького кролика. Кролик был еще слепой, с тонкими розовыми ушками, ростом с котенка. И, совсем как котенок, он чесал щечку лапой.

Травку кролик не щипал, брюквой не хрустел — мал был.

Пододвинули ему блюдце с молоком и сунули мордочкой. Дрожит кролик. Лапками уперся и всё молоко пролил.

— Как он будет жить, — забеспокоилась девочка, — ведь он ничего не ест!

Подтерла девочка пролитое молоко, взяла крольчонка на руки и погладила его.

— Почему не ешь? Непослушный!

И вдруг кролик лизнул девочке ладошку — учуял, видно, капельки молока. Тогда девочка обмакнула в молоко палец и сунула этот «молочный» пальчик кролику под нос. Кролик сначала обнюхал его, а потом обсосал. Так и поила девочка крольчонка, пока он не научился пить из блюдца.

Спал кролик в коробке из-под ботинок на подстилке из сена. Во сне он часто вздрагивал. А проснувшись, потягивался, отставив задние ножки и прогнув спинку.

Скоро кролик стал видеть. Он поднялся на задние лапы и вылез из коробки. Тюк носом в пол — и скорей обратно, на своё уютное местечко. Спинку нагорбит, одно ухо наставит и прислушивается — не зовут ли его: «Труска! Труска!»

А услышит — из коробки вывалится и скачет, мелькая белым хвостиком.

Прошло много дней. Кролик уже уплетал листья, и хлеб, и морковку. Но, если девочка брала его на руки, он тыкался носом в её ладошки. Кролик снова искал «молочный» пальчик, который он так любил, когда был совсем маленьким.