Наталья Евдокимова - Лето пахнет солью (сборник)

И я рисовала: волны, кораблики, бананы, горы, снова волны, потом два кораблика, потом красивые непонятные листочки, и еще три горы, и снова волны, и еще… И с каждым разом получалось все лучше и лучше! Я даже не помню, где мы это всё рисовали, помню, что иногда мне есть хотелось, и тогда Миша Соколов отводил меня перекусить, и мы снова возвращались…

Даже жалко было уезжать! Я только размахнулась! Я бы могла рисовать не просто волны, а волны разной величины, и барашков, которые на волнах, и даже, может, этого Мишку Соколова. А что, пусть бы прицепил магнит к своему холодильнику и любовался.

Дедушка почему-то похихикал, когда мы, уезжая, прошли мимо моей кучи камней. А у меня в жизни, может быть, приоритеты поменялись!

А в поезде дедушка вдруг говорит:

– Как он, этот Миша, смотрел на тебя, когда провожал нас…

– Как это он смотрел? – спрашиваю я.

– Хорошо смотрел, – говорит дедушка. – Хороший мальчик. И ты ему понравилась.

А я:

– Да ладно!

А дедушка говорит:

– Да честно! Он даже в последний день постригся, и оделся нарядно, и волновался…

Я отвечаю:

– Что-то я не заметила ничего такого! Ты, дедушка, бросай придумывать!

Но дедушка придумывать не бросает, а продолжает:

– А еще там, куда мы ездили, было море.

И я задумалась и говорю:

– Ну да. Вроде там было еще и море…

Я люблю смотреть со стороны. Это просто. Мысленно отходишь на шаг назад и смотришь на себя и на других, будто не присутствуешь. Если сделать так, то многое меняется. И я тоже меняюсь…

В первый день нашего приезда на море нас обозвали обидным словом «отдыхающие». Это сказал маленький мальчик, живущий в том доме, где мы сняли комнату. Он стоял вдали от нас, подергал маму за рукав и вдруг произнес:

– Мам, мам, смотри – отдыхающие.

Самое обидное, что это правда. И я снова представила нас со стороны. Сколько таких же – похожих и не похожих друг на друга – приезжает, отдыхает и, собрав сумки, разъезжается по своим городам. Слово «отдыхающие» было общим, как будто мы просто люди, одни из миллиардов. И поэтому получается, что нас не существует… Вот мы стоим, и вот нас нет.

Но это не так.

Мы – настоящие, особенные, единственные.

На море мы приехали втроем – я, мама и папа. Если захотите представить меня, то это очень легко. Помните Малыша из книги «Три повести о Малыше и Карлсоне» со шведскими черно-белыми иллюстрациями? Я – тот самый Малыш. Только девчонка, конечно. Мне пятнадцать, так что тот Малыш немного вытянулся и подрос. В таких же шортах и рубашке. Да, я худощавая и… нет, не длинная. Но тянусь вверх, к солнцу – наверное, поэтому у меня светлые волосы, постриженные ежиком. Они жесткие, и получается, что будто лучи.

Конечно, все это говорить – нескромно.

Но если отойти на шаг назад…

Такой дылде, как я, глупо вести себя по-детски. Но я к себе привыкла, а потому мне можно.

– Давай-ка исследуем двор, – сказала я себе и отправилась на разведку.

Я уже давно заметила, что крымские дворы напичканы котятами. Один сидит на заборе, второй трется о твою ногу, третий висит на дереве… Бывает, что котят так много – просто ступить некуда. Это я, конечно, преувеличиваю, но легко представить, как вместо травы и дорожек во дворе пушистый шевелящийся ковер. И все играют, и все хотят есть, и все лезут к тебе на руки… Нет, лучше этого не представлять! Нормальный двор. Нормальные котята. Три штуки. То есть пять. То есть семь… Скорее, скорее дальше!

В первой комнате – той, которая недалеко от ворот, – живут поляки. Я даже почти понимаю, что они говорят. Они сидят за столом, пьют вино и смеются. Теперь я представила себя не в стороне, а, наоборот, вместе с ними. Конечно, вино мне еще нельзя, но если только представить… Вот я сижу за столом, говорю по-польски, пью вино. На стол падает тень от виноградных листьев, я смотрю сквозь них наверх. Где-то поблизости – море. Мне ничего не надо делать, рядом со мной друзья, с которыми мы так давно хотели выбраться на море… Дует ветерок, я выдумываю шутку, сейчас я ее скажу, когда договорит вот этот, слева, как его…

Почему-то мне становится смешно, я смеюсь вслух, и поляки, все как один, поворачиваются ко мне. Я невозмутимо выхожу из-за угла постройки, за которой скрывалась, смотрю на соседей и гордо ухожу. Прямо к лестнице, ведущей на чердак. Чердаки я люблю. Тем более что там, наверху, деревянная дверца с окошком. Если ее открыть, то за ней будет теплый чердак, заполненный пахучей травой. И никак иначе. Надо только заглянуть. Я решилась забраться на лестницу и посмотрела в окошко.