Стелла Даффи - Идеальный выбор

Девушки вышли в зал, свет притушили, едва одетые тела сияли в полумраке. София заметила, как по лестнице спускаются два постоянных клиента. По лестнице спускались две сотни фунтов — если она, конечно, отработает как надо. София подошла к бару и заказала водки. Двойную порцию. И не разбавлять. К очищению она приступит завтра. А сейчас ей не нужно никакого тоника, кроме музыки и танца. И чаевых.

В танце.

Мужчина здесь ни при чем, хотя он платит, его друзья ржут, а он сидит, полностью одетый, все еще при галстуке, на расстоянии выдоха от ее бедер. Музыка здесь тоже ни при чем, хотя эта запись была выбрана «под настроение», клиента она устраивает, музыка струится по телу Софии, облекая его, затягивая его почти обнаженность в свинцовую броню звука. И место встречи здесь тоже ни при чем — в темных углах прячутся липкие пятна, не поддающиеся никакому очистителю, фанерные стойки крыты пластиком под хром — утром их дешевый шик отлично виден. Мягкий свет переливается на коже Софии, на публике в зале, и этого Софии достаточно. Столь же мало ей требовалось и в школьные каникулы, когда она танцевала на балконе дешевого греческого отеля, где по вечерам иллюминацию устраивали проезжавшие машины, днем — солнечные блики в бассейне. Просто сочинять танец — больше ей ничего не нужно. Все прочее где-то далеко отсюда. Пока она это «далеко» не приблизит.

София танцует с собой и для себя. Нет, конечно, София танцует ради денег, но лишь в тот момент, когда встречается взглядом с клиентом, заставляя выбрать себя, и еще в самом конце — на затухающих секундах финального такта. В промежутке танец принадлежит только Софии. Она лишь с виду похожа на стриптизершу. По одежке встречают. Но в следующие три минуты и сорок одну секунду белая девушка София преображается в черную, цвета жженого сахара, юную, шестнадцатилетнюю. Сама София предпочла бы «Диких коней», медленный ритм внушает больше надежд, но хозяйственный Денни противится разнообразию репертуара, слишком широкий выбор только смущает клиента, отнимает время. Как и слишком широкие бедра. Впрочем, клиенты всегда найдут среди звучащих мелодий свои любимые. Здесь не место демонстрировать традиционное мужское достоинство — дотошные познания в музыке. Во всяком случае, не за шампанским, которое по наущению танцовщиц льется рекой. И никто не усматривает ни малейшей иронии в том, что взращенная в Англии девушка танцует для лондонских мужчин средних лет под старательное музыкальное подражание киношному Нью-Орлеану и негритянскому соулу, сочиненное парнями из Суррея. Это неважно. Здесь ничто не важно. Только танец.

Выбор музыки семидесятых не удивляет. Семидесятые доминируют каждый вечер. Хотя клубный диджей запасся на славу, девушек почти не просят танцевать под «Бойзоун». Или «Оазис». Брит-поп конца второго тысячелетия — один голый ритм и никакого драйва. Пересечение Атлантики в поисках желаемого тоже себя не оправдывает. Эти ревущие, пьяные сорокалетние мужчины наверняка предпочли бы Мадонну, но танцовщицы поумнее стараются подтолкнуть клиента к более взвешенному решению. Без освещения, монтажа и трюков отфильтрованный псевдоразврат Луизы Чиконе просто не катит, и трех минут маловато, чтобы подправить диву. Заказывая Мадонну, мужчина мечтает побыть Дж. Ф. Кеннеди, увидеть в танцовщице свою Мэрилин, смотреть, как она раздевается исключительно для него, выпевает «с днем рождения» за чаем на двоих. А на самом деле чувствует себя Биллом, который устало наблюдает, как в дверях овального кабинета Моника сцепилась с Хилари за право водрузить на голову священный блондинистый парик Куда разумнее придерживаться музыки, сочиненной зрелыми мужчинами, вспоминающими, как они, совсем юные, раздевали девочек Это аллея славы подростковых фантазий, а не откровения бульварной прессы, приукрашенные компьютером. Кроме того, танцовщицам отлично ведомо, под какие мелодии лучше двигаться к крупным чаевым. И припорошенные мхом, стареющие «Роллинги» никогда не подводят.

В танце. Звучит музыка. И теперь в четырехфутовом пространстве перед его столиком все не имеет значения, кроме движения. По крайней мере — для Софии. Ее мысли где-то в другом месте, клиент может думать что хочет, остальные тоже. Со стороны кажется, что в ее танце есть и секс, и вожделение, и игра. Ролевая игра, скольжение под музыку на эротических роликах. Внезапно на поверхность пробивается настоящая София, но она никого не видит, равнодушные зрачки расфокусированы, перед ее глазами — пленка. София смотрит фильм про себя. Она блистает. Перед ним, на столе, на зеркальной стене. София в безопасности. Пленка — ее крепостная стена.