Чезаре Павезе - Идол

Как-то вечером мне буквально перехватило дыхание. Весь полдень я не находил себе места и без конца плакал. Мне надо было идти в авторемонтную мастерскую, но вместо этого я направился к Мине. Я поднялся по знакомым трем ступенькам, как если бы мне довелось подниматься на виселицу, позвонил, весь охваченный дрожью, и, наконец, вошел в зал, с привычной для моего лица улыбкой.

Я громко вскрикнул: Все вы — проститутки!

Но фраза была принята, как приветствие, и никто не шелохнулся. Девушки — среди них находилась и Мина — сидели у двери, они о чем-то переговаривались и едва удосужились меня свои вниманием. И лишь только какой-то мужчина, их тех, что сидели сбоку, резко поднял голову и посмотрел на меня. Я пробежался глазами по ряду, отыскивая ненавистное мне лицо. В эту минуту способен был убить его.

Но его не оказалось. Мина, между тем, все время следила за мной. Затем она подошла сзади и тихонько спросила: — Ты хочешь подняться ко мне, Гвидо?

Я в беспамятстве последовал за ней. Поднимаясь по лестнице, я вспомнил тот день, когда поднимался за Аделаидой — всё ещё могло произойти. Мина вошла в свою комнату. На двери, как и прежде, было написано «Мануэла». На комоде лежали два больших чемодана, они были открыты и пусты. Кровать была прибрана. В комнате ощущался легкий запах — этакая смесь запахов мыла и резины.

Закрывая дверь, Мина спросила, не оборачиваясь: — Кого ты искал там внизу?

Я ответил совершенно ослабевшим голосом: — Я пришел, чтобы убить того типа. Если он появится, я убью его, хотя и знаю, что это уже бесполезно. О, Мина! — вскрикнул я и упал перед ней, крепко обняв руками её колени.

— Теперь ты все видишь сам, — нервно заметила она, не меняя своей позы. — И видишь все хорошо. Все твои усилия — ни к чему. Так не доводи же меня до слез. Ты прекрасно понимаешь, что я — уезжаю.

— Ты едешь в Болонью?

— Нет, на этот раз я уезжаю навсегда. Поднимись. Я выхожу замуж.

Она произнесла эти слова просто, спокойно, уверенным голосом, и я почувствовал всю беспредельную ничтожность своего состояния. Я встал и снова оглядел комнату, бросив взгляд на зеркало, стул, заваленный вещами и на щель в двери. «После всего этого мне остается только страдать, причем, страдать в одиночестве», — в растерянности я принялся повторять про себя эту фразу, неожиданно возникшую в моей голове.

— Ты хочешь меня? — спросила Мина, наклонив немного голову, и, пристально взглянув мне в глаза. Она тут сняла с себя вечернее платье и повесила его на спинку кровати.

Сейчас я сожалею, что отказался от неё, что я её не ударил и не убил. Возможно, так мне легче было бы её забыть. Но всё случилось, наоборот. Даже сейчас я все еще ощущаю столь невыносимую боль, что не нахожу себе места, и чувствую себя этакой побитой собачкой.

Мина продолжала пристально смотреть на меня, нервно пробегая своими пальцами по плечу. Я собрался с силами и решительно посмотрел ей в глаза. — Мина, если ты решила выйти замуж, прошу тебя, не раздевайся.

В тот же момент она бросилась мне навстречу, вспыхнув румянцем от счастья, схватила мои руки и прижала их своему сердцу. — Прости меня, Гвидо! Теперь я, на самом деле, вижу, как ты сильно любишь меня!

— Я уже однажды тебе уже принес себя в жертву…

Глаза Мины буквально вспыхнули от неожиданности.

— … Ты помнишь тот случай, связанный с банкротством моих хозяев? Они вовсе не обанкротились. Все это я придумал, чтобы быть свободным и повсюду следовать за тобой.

Мина опустила мои руки. — Ты пошел и на такое?

— Да.

Ну, и глупый же ты, почему бы тебе тогда не вернуться на прежнее место? Надо же быть таким глупым! Почему ты так поступил? Неужели, ты сам желал своей гибели? Нет — ты самый настоящий мальчишка! Поэтому тут же возвращайся на старое место. Мальчишка! Глупый мальчишка!

Я покинул её, и эти слова отзывались беспрестанно гулом в моей голове. Они не покидали меня всю ночь.

Страдания, которые последовали за этим, были безграничны. На следующее утро я уже не ждал Мину в нашем кафе. Не искал я больше её и в её доме. Единственное, что я хотел бы все же спросить её, отчего я еще сейчас, пылаю как огонь, и, отчего перехватывает мне горло, когда я думаю о прошлом. — Каким образом ему удалось избавить тебя, Мина, от пороков?

Ещё долго я чувствовал себя совершенно раздавленным, и плакал как ребенок, которого побили перед тем, как отправить спать. О Мине и её муже я думал как о двух взрослых существах, живущих своим и только им понятным миром. И, конечно, какому-то молодому человеку не оставалось ничего иного, как только смотреть на них издалека, игнорируя те радости и боль, которые составляли основу их жизни.