Вольфганг Борхерт: Рассказы

Из гавани, из гавани уже слышится гудок раннего парохода. Возбужденно кричит какой-то баркас. И автомобиль. За стеной человек моется и поет: "Приди, и мы с тобой постранствуем немного!" А в другой комнате уже спрашивает ребенок: "Почему кричит баркас, автомобиль? Почему сосед поет за стеной?" И о чем только, о чем он не спрашивает!

Мужчина, что вчера принес хлеб, тот самый, в куртке цвета пивной бутылки, тот самый, что ночью сжимал кулак и чье лицо было мокро от слез, этот мужчина открывает глаза. Женщина отводит взор от его рта. И рот теперь так жалок, так мал, так исполнен горького мужества. Они смотрят друг на друга, зверь на зверя, один бог на другого бога, один мир на другой мир. (И нет для этого вокабулы.) Широким, добрым, отчужденным, бесконечным, теплым и удивленным взглядом смотрят они друг на друга, искони родные и враждебные, потерянные друг в друге и друг для друга.

И наступает конец, такой же, как все концы в жизни: банальный, бессловесный, захлестывающий. Вот дверь. Он уже стоит за нею, но еще не решается сделать первый шаг. (Ибо первый шаг означает: снова утрата.) Она стоит в доме и еще не решается захлопнуть дверью (Ибо каждая захлопнутая дверь означает: снова утрата.) Но вот он уже отошел на несколько шагов. И хорошо, что он ничего больше не сказал. Ибо что, что могла бы она ответить? И вот уже исчез в утренней мгле (мгла поднимается от гавани, она пахнет рыбой и дегтем), исчез в утренней мгле. И хорошо, что он даже не обернулся. Очень хорошо. Ибо что она должна была бы сделать? Кивнуть? Просто кивнуть?

Печальные герани

Перевод А. Студенецкого

Они познакомились в сумерках. Потом она пригласила его к себе, и вот он пришел. Она показала ему свою квартиру, и свои скатерти, и пододеяльники, ну и тарелки, и вилки, -- то, что у нее было. Но когда они тут впервые взглянули друг на друга при ярком свете дня, он увидел ее нос. "Нос-то у нее какой, словно от другого лица пришит, -- подумалось ему, -- Даже и на нос не похож. Скорее на какой-то овощ. Боже милостивый, а ноздри! -- подумал он. -Они и расположены-то совсем не симметрично! И вообще не гармонируют друг с дружкой. Одна ноздря узкая, овальная. А другая зияет бездонной дырой. Черной, круглой и таинственной". Он вытащил носовой платок и вытер лоб.

-- Ужасно жарко, верно? -- заговорила она.

-- О да! -- ответил он и поглядел на ее нос. "Не иначе как пришит, -снова подумал он. -- Совсем посторонний предмет на лице. Даже оттенок кожи другой. Более смуглый. А ноздри-то -- ну, никакой гармонии! Или уж это какая-то особенная гармония, вроде как у Пикассо", -- подумалось ему вдруг. -- Вы считаете, что Пикассо стоит на правильном пути? -- спросил он.

-- Как вы сказали? Пи... ка...

-- Да нет, это я так, -- вздохнул он и вдруг без всякого перехода спросил: -- Вы что -- попали когда-то в аварию?

-- Как так? -- не поняла она.

-- Да... -- Он растеряно умолк.

-- А, это вы про нос?

-- Ну да, про него.

-- Нет, он всегда был такой. -- Она сказала это совсем кротко. -Всегда был такой.

"Черт побери!" -- чуть не вырвалось у него, но вслух он произнес только:

-- Вот как, в самом деле?

-- А ведь в сущности я очень гармоничный человек, -- прошептала она. -И если бы вы знали, как я люблю симметрию! Вот посмотрите хотя бы на мои герани на окне. Как они стоят, одна слева, другая справа. Полная симметрия. Нет, поверьте мне, я только с виду такая. Только с виду.

Тут она положила руку на его колено, и ему показалось, что ее необычайно проникновенный взгляд прожигает ему мозг.

-- И я всецело стою за брак, за совместную жизнь, -- совсем тихо и немного смущенно проговорила она.

-- Ради симметрии? -- вырвалось у него.

-- Ради гармонии, -- мягко поправила она его, -- ради гармонии.

-- Да, конечно, -- сказал он, -- ради гармонии.

Он встал.

-- Как, вы уже уходите?

-- Да, я... да, пойду.

Она проводила его до дверей.

-- Я ведь совсем, совсем не такая, как с виду, -- снова начала она.

"Э, да что там, -- думал он, -- нос же тебя выдает. Он пришит к тебе, как разоблачение". А вслух он сказал:

-- А на самом деле вы -- как эти герани, так я вас понял? Сплошная симметрия, верно?

И он стал спускаться с лестницы, не оборачиваясь.

А она стояла у окна и смотрела ему вслед.

И она увидела, как он остановился внизу и вытер лоб платком. Раз, другой. Но она не видела, как он усмехнулся при этом, с каким облегчением. Этого она не видела, потому что глаза ее заволокло слезами. А герани -- тоже загрустили. Во всяком случае, печален был их аромат.

Под вечер

Перевод А. Студенецкого