Иван Лазутин - Черные лебеди

— Что в третьих? — резко спросил Растиславский.

— У «Метрополя» дурная репутация.

Растиславский раскрыл перед Лилей дверцу:

— Прошу.

— В «Метрополь»! — кинул Растиславский шоферу и захлопнул за собой дверцу.

Лиля взглянула в окно. Со стороны института по тротуару тянулась цепочка угрюмых старичков и старух. В одном из них она узнала того, кто, потрясая сухим кулаком, называл членов ученого совета шайкой разбойников.

До «Метрополя» доехали быстро. Бородатый швейцар широко распахнул перед ними двери.

В центре зала в громадной каменной чаше бил фонтан. На эстраде, скользя унылыми взглядами по публике, сидели музыканты. У них был перерыв.

Судя по тому, как учтиво поклонился Растиславскому пожилой официант в черном фраке и как он улыбнулся при этом, Лиля поняла, что Григорий Александрович здесь не впервые.

— Он вас знает? — спросила Лиля.

— Он меня обслуживает, — ответил Растиславский. — Что будем есть? — он протянул Лиле меню.

Лиля предоставила заказывать Растиславскому.

— А ты? — спросил он у Светланы.

— Вашему вкусу я верю больше, чем своему, — сказала Светлана. — О том, что вы гурман, знают даже официанты Парижа.

Игорь Михайлович насилу дождался, пока принесут холодную закуску и вино.

Растиславский был особенно, как-то подчеркнуто внимателен к Лиле. Разглядывая ее пристально, он про себя отметил изысканную простоту ее туалета. «Врожденный вкус и чувство меры. Прелестная женщина», — подумал он, наливая в рюмку Лили коньяк.

— Коньяк? Не буду! — запротестовала Лиля.

— Это необычный коньяк, выдержанный, армянский. Вы даже не почувствуете его крепости. А когда выпьете — усталость снимет как рукой.

Лиля сдалась. Глядя в темные глаза Растиславского, она с каждой минутой чувствовала, что все больше и больше подчиняется воле этого пока еще непонятного для нее, чужого человека.

— Хорошо, я выпью, только, пожалуйста, не наливайте мне больше!

Светлана выпила коньяк, закусила лимонной долькой в сахарной пудре и принялась подбадривать Лилю:

— Чепуха! Не крепче выдержанного муската. Ты только попробуй. Да, кстати, ты читала Ремарка?

— Что именно?

— Ну, хотя бы «Три товарища»?

— Там на каждой странице герои выпивают по дюжине бутылок вина. Вот и все, что у меня осталось в памяти об этом романе. Помнится еще серебряное платье Пат. И вершина гор, где она умирала.

— А у меня этот роман — настольная книга. — Светлана лихо щелкнула пальцами и восторженно воскликнула: — О!.. Ремарк!.. Моя Библия, мой Коран!

Лиля выпила коньяк. Сразу она не ощутила крепости вина и Только спустя несколько минут почувствовала, как по телу ее волнами пробежал приятный озноб опьянения. И вдруг ей стало как-то особенно весело.

— Чему вы улыбаетесь? — спросил Растиславский.

— Можно подумать, что вы вспомнили что-то очень смешное и интересное, — поддакнул Игорь Михайлович.

— Я просто немного опьянела. Со мной это случается. Почему не играет оркестр?

— А что бы вы хотели? — спросил Растиславский.

— Что-нибудь… энергичное… Нет, лучше вальс.

Растиславский подозвал официанта и попросил через него, чтобы оркестр исполнил вальс.

— Передайте от моего имени, — Растиславский сделал многозначительную паузу. — Попросите Витольда Сергеевича, чтобы сыграли сейчас. Скажите, что просит Григорий Александрович.

Официант поклонился и отошел.

Через минуту по залу поплыли грустные «Амурские волны».

Почувствовав на себе взгляд Растиславского, Лиля встала. Они вышли на середину зала. У фонтана кружилась молоденькая пара. Высокий бледнолицый брюнет в длинном сером пиджаке и совсем еще девочка с русыми кудряшками на висках, в коротком цветастом платье.

— Какое у нее прекрасное лицо! — восторженно произнесла Лиля, глядя на танцующих.

— Она лучше его, — согласился Растиславский. — Мне не нравится его лицо.

— Мне не нравится другое, — сказала Лиля.

— Что именно?

— Что эта юная пичужка уже ходит по ресторанам.

Плавно огибая фонтан, Растиславский кружил Лилю сильнее и сильнее.

— Я упаду!.. — сказала Лиля. — У меня все плывет перед глазами. — В какое-то мгновение ей показалось, что из-под ног ускользает пол, что ее покидают силы. Закрыв глаза, она тихо шептала: — Держите меня… Я падаю…

А Растиславский все кружил и кружил.

— Ну довольно же, довольно!.. Я упаду… Слышите, Григорий Александрович!

— Еще немного. Еще один круг.

— Нет, нет, кружите, кружите!.. Мне кажется, я лечу… Я так счастлива!