Иван Лазутин - Черные лебеди

И вот это письмо — его Дмитрий увидел, как только подошел к столу инспектора, — перед Гудошниковым. На левом углу, где стояла резолюция, написанная синими чернилами наискосок, лежало пресс-папье.

Дмитрий молча сел и стал дожидаться, пока инспектор прочитает запись в трудовой книжке, ознакомится с его дипломом, характеристикой, анкетой… «Старше меня года на четыре, не больше, — подумал он, вглядываясь в лицо Гудошникова. — В сорок первом, наверное, был кадровым офицером. До сих пор не расстается с гимнастеркой».

По статной фигуре, возвышающейся над столом, Дмитрий определил, что Гудошников высок ростом. Над левым карманом его заметно выгоревшей офицерской гимнастерки пестрели четыре планки наградных колодок, над правым — темнели две полоски: следы споротых нашивок о ранениях. Сосчитал — двенадцать наград.

Уловив взгляд на своих орденских планках, инспектор в свою очередь взглянул в шадринскую анкету и остановил взгляд на графе, где стоял вопрос: «Имеете ли награды, за что и какие?»

Дмитрий силился расшифровать две последние медали в нижнем ряду и не мог. «Кажется, одна «За взятие Берлина», а последняя — «За освобождение Праги», — решил он. — Ну что ж, старина, руби сплеча! От тебя не обидно услышать и горькую правду. Два боевых Красных Знамени, Александра Невского, Отечественной войны первой степени и два Красной Звезды за красивые глаза не получишь…»

— Где и когда начинали войну? — спросил инспектор так просто, будто Шадрин пришел не в прокуратуру Союза, где должна решиться его судьба, а так, между артобстрелами, в минуты затишья, заскочил в окоп к такому же, как и он, солдату, дружку-земляку, чтобы перекинуться двумя-тремя подбадривающими друг друга новостями из деревни и выкурить по ядреной самокрутке.

— В пятой армии, у Лелюшенко.

— О, сосед!.. А я в шестнадцатой, у Рокоссовского, на самом стыке с вами. Случайно, не в дивизии Полосухина?

— У него.

— Значит, сибиряк? — спросил Гудошников.

— Так точно.

— Помню, когда вы приехали… Если память не изменяет — одиннадцатого или двенадцатого октября?

— Совершенно верно, в ночь на двенадцатое.

— Да… Много ваших ребят полегло на Бородинском поле. Но дрались вы — не на жизнь, а на смерть, — Гудошников, словно что-то вспоминая, смотрел на стеклянные подвески люстры, висевшей под потолком. Теперь он Шадрину показался значительно старше, чем вначале, когда переступил порог его кабинета. — Значит, все было?..

— Что было, то было, — вздохнув, сказал Дмитрий, — не дай Бог такому повториться. — Только теперь он заметил, что на левой руке у Гудошникова недоставало двух пальцев — большого и указательного.

— Где закончили войну? — все так же просто спросил инспектор, пробегая взглядом анкету Шадрина.

— У стен рейхстага. А пятого мая из-за угла меня поцеловали из фаустпатрона. Да так приголубили, что насилу спасли.

— Мне не пришлось дойти до Берлина. Ранили под Варшавой.

— Пришлось брать и Варшаву. Здорово горела. Тяжело было смотреть. Уж больно красив город!..

— Я этого пожара не видел. Немного не дошел. Ранило на подступах. Потом полгода путешествовал по госпиталям, а в начале сорок пятого списали по чистой.

Гудошников сложил аккуратной стопкой документы Шадрина, подвинул их на край стола и долго, что-то прикидывая в уме, смотрел на Дмитрия. Потом встал, энергичным движением рук расправил под широким ремнем гимнастерку и, припадая на правую ногу, прошел к распахнутому окну, через которое в кабинет вплывал монотонный гул столицы. Под ногами его поскрипывали плашки рассохшегося паркета.

«Таких гренадеров на военных парадах и на смотрах ставят на правый фланг, — подумал Дмитрий, глядя на широкую спину Гудошникова и на крутой разворот плеч, — сложен так, что хоть лепи с него атланта».

Слегка прикрыв окно, Гудошников вернулся к столу, закурил и сел, как бы подчеркивая своим молчанием и озабоченным выражением лица, что теперь он вынужден приступить к тому главному разговору, во имя которого он пригласил Шадрина.

— Обрадовать вас пока нечем, Дмитрий Георгиевич. Говорил я о вас со своим начальством. Ничего пока не получается. Вмешался Богданов. А его характеристике верят. Как вам известно — его акции заметно выросли. Да и со здоровьем у вас не такой уж блеск. Все-таки, куда ни кинь, инвалидность.

— Вы, очевидно, тоже заканчивали… — Дмитрий хотел спросить, какое учебное заведение закончил Гудошников, но осекся, побоялся, как бы вопрос его не показался инспектору фамильярным.