Алексей Ельянов - Чур, мой дым!

Тетка стала всем рассказывать:

— Вызвали меня, а он чуть дышит. Помолилась я, приготовила теплое молоко с медом и давай потчевать. Его рвет, а я еще ложечку. Его рвет, а я еще ложечку. Доктор пришел и говорит: «Высоко, высоко, молодой человек, в гору забрался. Как слезать будешь?» А когда посмотрел да послушал, сказал: «Вы его болезни чем-то приостановили, теперь он тыщу лет проживет». И проживешь, сынок мой, и проживешь, — умиленно заключила Матрена Алексеевна. И уже окрепшим голосом сказала: — Ну, нам пора. Дорога дальняя.

Мы стали прощаться. Анна Андреевна обняла меня.

— Живи тысячу лет, — сказала она. — Пиши, не забывай. Будешь в городе, обязательно заходи, мы ведь тоже теперь с тобой породнились.

Я ничего не ответил, даже улыбнуться не мог. А когда дядя Никита взял какую-то корзину с бидонами и подтолкнул меня к двери, я обернулся и едва сдержал себя. Мне захотелось броситься к Анне Андреевне и упросить ее оставить меня здесь навсегда. Но дверь захлопнулась, Матрена Алексеевна, дядя Никита и я стали не спеша спускаться по гулкой лестнице.

На улице моросил дождь, было прохладно и ветрено. Вдалеке на повороте скрежетал трамвай. Мы молчали. Дядя Никита шел справа от меня, тетя — слева. Она часто-часто шаркала куцыми валеночками и закрывала лицо серым платком. Дядя нес корзину с бидонами. «И зачем только я сюда приехал?» — думал я с тоской.

— Тебе у нас понравится, — вдруг сказал дядя. — Вместе будем за коровой ухаживать. Огород расширим. Дров сухих заготовим. Нам уже две старых елки выделили. Толстенные, одному никак не справиться. Когда есть работа, веселее, правда же?

— Правда, — ответил я сдержанно, а сам подумал: «Вот оно что. Им, значит, работник нужен. Они взяли меня, чтобы я на них ишачил».

Я представил себе маленькую унылую деревню, старый покосившийся дом, в котором нам придется жить, навозные кучи возле грязного сарая, безлюдье, тоска вокруг, жуткий шум леса по ночам, шуршание тараканов за отклеившимися обоями и с утра до вечера однообразная работа по хозяйству. А там, за моей спиной, совсем еще рядом, — чистые большие комнаты, мягкий свет зеленого абажура над круглым столом, черный кожаный диван у окна, на котором я спал, там остались добрые заботливые люди и вся моя недолгая городская жизнь — праздничная и счастливая. «Куда я иду, зачем? Неужели после стольких лет ожидания опять наступит что-то тягучее и безрадостное?»

Мы прошли сквер, и сразу же слева, с прилегающей улицы, рванулся порыв ветра. Он толкнул маленькую сгорбленную фигурку Матрены Алексеевны, она поскользнулась и упала. Я подбежал, поднял ее с трудом. Тетя, охая, стала отряхиваться, а потом сказала мне:

— Видишь, какие мы старенькие. Силы кончились. Не нам уж тебе помогать, а ты нам помоги век дожить.

Тетю я держал под руку, с трудом приноравливаясь к ее неуверенному, шаркающему шагу. И такая она была действительно старенькая, беспомощная, что все во мне от ее слов вдруг как бы переиначилось. «Оказывается, не я к ним приехал за помощью. И не ишачить они меня берут. А просят помочь дожить свой век».

— Дайте-ка корзинку, — сказал я дяде, — вам тяжело!

Я взял из его рук громоздкую корзину, и мне хотелось, чтобы она была тяжелее, чтобы нести ее пришлось долго-долго и чтобы дядя и тетя обрадовались, увидев надежную силу моих мускулов.

Невский лесопарк расположен на правом берегу Невы. Всего шесть деревянных домов вразброс. Их окружают старые высокие деревья. Зимой в лесопарке было тихо и скучно. А летом к пристани каждый день причаливали экскурсионные и рейсовые теплоходы. Шумные толпы ленинградцев с авоськами, корзинами и сумками устремлялись под деревянную арку пристани на центральную аллею. Потом толпа ручейками растекалась по извилистым тропам, дорожкам, посыпанным желтым песком. Отдыхающие шли к Черной речке, забирались в чащобы, где было много ягод и грибов.

Мы жили в небольшой, вытянутой в длину комнате. Тонкая фанерная перегородка отделяла тесную кухоньку с плитой и множеством грязных, дурно пахнущих кастрюль. В них варились для коровы отруби, картошка в мундире, тухлая рыба. В кухне стоял древний сундук со всяким барахлом. На этом сундуке была моя постель. Дядя с тетей спали за перегородкой на поржавевшей двухспальной кровати. Там же стоял обеденный стол, три шатких стула, на стене висели старинные часы с боем, а в красном углу, между окон — иконы с лампадкой.