Джон Уэйн - Малое небо

- Почему же?

- Сразу после войны он занимался секретными исследованиями. Ему разрешалось обсуждать свою работу лишь с несколькими коллегами, и то при закрытых дверях. И вот однажды, году в пятьдесят первом, он пришел домой и сказал, что его рассекретили, что теперь его исследования носят иной характер и он, если захочет, может рассказывать о них другим. Но почему-то он никогда этого не делал.

- У него были близкие друзья?

- Раньше он был очень близок со своим старшим братом. Но тот уехал в Новую Зеландию, и Артур не видел его лет десять. Он часто поговаривал, что съездит к нему на рождество или еще в какой-нибудь праздник, но, когда праздник наступал, получалось, что такие расходы нам не по карману.

- А кто еще?

- У него был очень близкий друг, еще по колледжу, Джеффри Уинтерс. Но Джеффри умер года три назад.

- При грустных обстоятельствах?

- Полагают, что он покончил с собой.

Они замолчали, представляя себе, как Артур Джири бродит по грязным платформам и думает о своем погибшем друге. Их дружба оказалась недостаточно крепкой, чтобы удержать Джеффри на земле. Он высвободился, и ветер унес его на небеса. С тех пор Артур не заводил друзей.

- Он любит детей?

- По-моему, очень. Конечно, теперь они не так близки, как раньше, когда дети были маленькими. Но Дэвид очень тянется к нему, это правда.

Адриан Суортмор помрачнел, на душе стало тяжело и муторно. Да, старина Джири, по крайней мере одному человеку ты пригодишься. Твой побег на вокзал - сюжет, который я ищу; мне нужна сенсация, способная поднять мой авторитет в глазах Бена. А то, что ты смылся отсюда и бросил свою еще миленькую жену, - тоже неплохо, она тепленькой попадет прямиком ко мне.

Он повернулся к Элизабет.

- Не унывайте, Элизабет. Ведь жизнь не кончена. Эти горести - они пройдут. Подумайте немного о себе, поживите для себя.

Он привлек ее к себе и хотел поцеловать, но тут на лестнице послышались шаги Анджелы.

- Мам, - сказала она, с вызовом кивая на дверь, - я ухожу.

- Что ты, девочка! Так поздно?

- Пойду к Хейзел, - раздраженно бросила она.

- В такой час? Одна?

- Отпустите ее, - тихо произнес Суортмор.

- Как можно, девочка, - продолжала Элизабет, не обращая внимания на слова Суортмора. - Неужели ты пойдешь к Хейзел в такое время? Она, наверное, уже спит!

Анджела усмехнулась.

- Хейзел никогда не ложится раньше двенадцати. Она просто сидит у себя в комнате, читает и слушает пластинки. У нее шикарные пластинки, я себе не могу купить такие. Ей будет приятно, если я загляну к ней.

- Но как же так, - растерянно продолжала Элизабет.

- Послушай, мама, ты же знаешь, где она живет Через две улицы.

- Идите, Анджела, - кивнул Суортмор. - Вам полезно сейчас пройтись.

- Как вы смеете! - Элизабет повернулась к нему, вспыхнув от искреннего негодования.

Но Анджела предпочла подчиниться авторитету Суортмора - вскинула голову и вышла. Хлопнула входная дверь.

- Не смейте обращаться со мной так, словно я пустое место, - сказала Элизабет.

- У меня такого и в мыслях не было. - Суортмор не собирался признавать свою вину. - Я обращаюсь с вами как с личностью. И весьма незаурядной личностью. Просто я подумал, что будет очень кстати, если Анджела немного проветрится. Я имею в виду, для нас.

Она встала.

- И для того, чтобы остаться со мной, вы готовы позволить пятнадцатилетней девочке тащиться среди ночи одной через весь город?

- Сядьте. - Суортмор потянул ее к себе. - Две улицы - это же не весь город.

Он схватил Элизабет за руку, но она вырвала ее и бросилась к дверям. Он услышал ее шаги в холле, потом стук входной двери.

- Анджела! - кричала Элизабет в сырую мглу. - Анджела! Сейчас же вернись!

Она едва успела ее нагнать. Девочка была уже у ворот, через несколько секунд тьма поглотила бы ее, и, хотя она услышала бы зов матери и сердце ее запрыгало бы от волнения, она ни за что бы не вернулась. Но сейчас мать ее видела, а власть Элизабет над Анджелой была слишком велика. Девочка не могла ослушаться - так вот просто, прямо у нее на виду.

Ее рука, взявшаяся за щеколду калитки, упала, она постояла немного, потом повернулась и пошла обратно к дому. Только в глазах, которые она упорно прятала от матери, затаился гнев.

Элизабет молча пропустила Анджелу вперед, закрыла дверь, и обе вернулись в тепло и свет дома, где все подчинялось здравому смыслу и где им ничто не угрожало.

- Вот и хорошо, детка, - бодро сказала Элизабет. - Жаль, что мне пришлось выбежать и звать тебя, но я ведь не разрешила тебе уходить к Хейзел, хочешь поговорить с ней - позвони.