Джон Уэйн - Малое небо

Джири понимал, что лучше подняться в номер и отсидеться там, пока Морис Блейкни не уйдет с вокзала. Лифт ждал его. Но он все медлил, беззвучно шевеля губами. В конце концов лифт вызвали на другой этаж, двери закрылись, и он уплыл наверх.

Лицо Джири покрылось испариной, он повернулся и быстрым шагом направился к перрону. Он нырнул в самую толчею и остановился у турникета, стиснутый плотным людским кольцом. Задевая его локтями, мимо гурьбой промчались взъерошенные школьники, носильщик чемоданом ударил его по ногам. Постепенно сердце стало биться ровнее; он стоял у турникета, мирно поглядывая по сторонам. Мориса Блейкни нигде не было видно. Непосредственная опасность миновала. Но Джири не мог расслабиться целиком. Он понимал, что Морис Блейкни в течение дня, вероятно, снова появится на вокзале, чтобы сесть на обратный поезд. Когда это может произойти, неизвестно. Если он приехал в Лондон просто по служебным делам, а к ужину намеревается быть дома, он появится на вокзале часов в шесть. Но, с другой стороны, возможно, друзья пригласили его на ужин или в театр, тогда он прибудет на вокзал лишь около полуночи, а Джири в это время уже будет спать у себя в номере.

День был испорчен. Джири постарался убедить себя, что к этому надо отнестись как к неизбежности. И никому не мозолить глаз, быть начеку, чтобы не налететь на Блейкни. Лучше пожертвовать одним днем, чем рисковать своей новой мирной жизнью. Неторопливым шагом он направился к кафе, размышляя о случившемся. Внезапно он почувствовал боль в ребрах, стянутых пластырем. Пропади он пропадом, этот скотина ирландец; впервые Джири подумал о нем с неподдельной ненавистью. До сих пор тот казался ему чем-то безликим, как стихийное бедствие, или удар судьбы, или порыв ветра, сломавшего дерево у дороги, по которой Джири шел. Но сейчас ирландец и Морис Блейкни на миг сплелись в воображении Джири: оба они - охотники, старавшиеся прогнать его с лесной поляны, где он обрел свой дом, оба они в равной мере безжалостны.

По пути в кафе Джири купил газету. Взяв себе чашечку кофе, он пошел к столику в углу зала и сел там спиной к стене. Теперь он чувствовал себя в безопасности. Сзади никто не подойдет - со своего места он видел каждого входящего. При первом же сигнале тревоги он закроется ото всех газетой. Он не хотел возвращаться в номер, там ждало тягостное одиночество, а тут ему никто не страшен: ни Морис Блейкни, ни любой другой.

Однако оставалась еще одна проблема. Его неприкосновенность была временной. В кафе негде было яблоку упасть, и, если он засидится с одной чашечкой кофе, официанты не будут в восторге. Вот и теперь, казалось ему, двое вестиндцев, убиравших грязную посуду и смахивавших крошки со стола, поглядывали на него и что-то говорили. Само собой, сталкиваясь в проходе, они перекидывались словечком-другим, но Джири голову мог дать на отсечение, что уж один-то из них точно смотрит все время на него. Он не шевелился, заслонившись ото всех газетой. Не опуская ее, посмотрел на часы. Просидел уже двадцать минут. Впрочем, чашка кофе дает ему полное право просидеть здесь по крайней мере полчаса. Он положил газету на столик и, не проявляя ни малейшего интереса к окружающим, протянул над пустой чашкой еще десять минут. Потом поднялся. Никто из официантов так и не подошел к нему, чтобы убрать с его столика. Чашка из-под кофе у его локтя выглядела вызывающе гордым символом свободы английского гражданина.

У француза, что и говорить, не было бы никакой проблемы. Там, на континенте, можно хоть все утро сидеть в кафе за чашкой кофе или еще за чем-нибудь. Но было бы ему так же хорошо на огромном парижском вокзале? На миг перед мысленным взором Джири предстала безумная картина: он перебирается паромом на материк и месяц живет на Северном вокзале. Но картина эта потускнела, едва он представил себе бесконечные сложности, связанные с поездкой: пересечь весь Лондон, чтобы попасть на паром, менять валюту в банке, складывать вещи, выбираться из своего насиженного гнезда в гостинице, заказывать новый номер в парижской гостинице. Да и сама поездка уже не так привлекала. Ведь ему легко дышалось не в поездах, а на вокзалах, и не на всех вокзалах, а только на одном этом или на том, что похож на этот. На Северном вокзале можно жить, только если перенестись туда как в сказке, по волшебству. И только на месяц, не больше.

Джири встал. Почему ему приходят в голову сумасбродные идеи? "Ты полностью владеешь собой", - тихо скомандовал он себе, сложил газету аккуратным прямоугольником и подошел к стойке за второй чашкой; но внутри у него все взбунтовалось при одной мысли о кофе, и он взял тарелку супа с куском белого хлеба. Обернувшись, он увидел, что на его стул в углу зала опускается толстая, неряшливо одетая женщина.