Митчел Уилсон - Встреча на далеком меридиане

- Для вас? - удивился Ник. - Мне хотелось бы когда-нибудь рассказать вам, как много она значила для меня.

- Вы расскажете мне, когда приедете в Москву.

Ник снова улыбнулся.

- Хорошо. Так, значит, увидимся в Москве. - Ник, собираясь проститься, пожал руку, сжимавшую его пальцы, а затем рассмеялся. - И кстати, я родился в Нью-Йорке, у меня нет ни братьев, ни сестер, и я учился в государственной школе.

- В Нью-Йорке? - сказал Гончаров, по-прежнему не выпуская руки Ника. В его голосе слышалась мечтательная грусть. - Теперь, когда я наконец увидел этот город, мне трудно вспомнить, как было, когда я его еще не видел. Всю жизнь мне так хотелось его увидеть, что, когда мы вышли из самолета в Нью-Йорке, казалось, будто мы высаживаемся на Луну! И все остальные чувствовали то же самое, хотя читали много американских романов, видели кое-какие американские фильмы и даже знакомы с некоторыми из ваших журналов, такими, как "Лайф" и "Лук", ну и, разумеется, мой любимый журнал - лучший, который у вас издается. - "Нэшнл джиогрэфик"...

- Он вам нравится? - спросил Ник.

- О, я на него подписываюсь. "Нэшнл джиогрэфик" и "Физикл ревью" - вот два американских журнала, которые я регулярно читаю. Я люблю читать о чужих странах, а когда читаешь "Джиогрэфик" - будто сам путешествуешь! Если не считать Соединенных Штатов, мне больше всего хотелось бы побывать в Бразилии. Это моя давнишняя мечта - отправиться с какой-нибудь экспедицией в бразильские джунгли и там вдруг услышать голос поющей женщины. - Он произнес это тихо и проникновенно, в то же время улыбаясь своей романтической фантазии. - Голос все приближается, и вот выходит она, самая красивая женщина Америки, Дина Дурбин. - В ночном мраке прозвучал его тихий смешок. - Всю жизнь мне хотелось посмотреть Америку. Она оказалась такой, как мы ожидали, и в то же время совсем другой. Такая... такая смесь красивого и безобразного, хорошего и дурного... это было... Он взмахнул свободной рукой и закрыл глаза, не находя слов. - Но если нам показалось, что мы приехали на Луну, то нью-йоркцы, едва узнав, что мы советские граждане, стали относиться к нам так, словно это мы приехали с Луны! Официантки, шоферы такси, служащие отеля - все были удивительно любезны! До чего нелепо, что мы с вами так долго были разъединены и теперь глазеем друг на друга, как на диковинку, - вдруг рассердился он. - Нелепо! Просто нелепо! Глупо! Ну, довольно негодовать на историю, - закончил он, вновь улыбнувшись своей лукавой улыбкой. - Обещайте мне, что вы приедете в Москву.

- Обещаю, - сказал Ник.

Они в последний раз горячо пожали друг другу руки и расстались.

Ник вел машину сквозь темноту, что-то тихонько напевая. Он жалел, что рядом с ним нет Мэрион, чтобы он мог рассказать ей о своем обновлении и скоротать часы до утра, когда он снова возьмется за работу с прежней страстью. Он был уверен, что не уснет, такое им владело волнение. Однако он заснул, а на следующее утро всю дорогу до института испытывал ту же светлую радость. Он чувствовал ее, пока не взялся за работу, а тогда вдруг понял, что ничего не изменилось, - он заразился страстью у другого, взял ее взаймы, а внутри по-прежнему оставалась пустота.

Два дня спустя, когда Хэншел снова зашел к нему в кабинет, Ник стоял у окна. Солнечные лучи зажигали золотые цехины в его волосах цвета слоновой кости, озаряли худое измученное лицо, но гасли в сумрачных глазах.

- Ну? - весело спросил Хэншел, опускаясь в кресло. - Как прошел визит русских?

- Было очень интересно, - сказал Ник.

Хэншел засмеялся.

- Ай-ай-ай! Что за ответ, да еще таким замогильным голосом? Вы с Гончаровым разобрались в ваших расхождениях?

Ник медленно покачал головой. Приговор был произнесен не только над ним, но и над всеми, кто жил, страстно любя жизнь.

- Нет, - сказал он, - мы говорили о них, но и только.

- Я не могу понять одного: почему сам факт расхождения результатов сковывает вас по рукам и ногам? - продолжал Хэншел все с той же легкой улыбочкой, которая словно говорила, что он понимает куда больше, чем Ник ему рассказал. - В конце концов любой эксперимент всегда дает результаты, которые хоть немного да отличаются от результатов, полученных другими. Вы показали только, что существует реальная возможность неправильности всей теории в целом. Исходите из этого, а уточнением деталей пусть занимается кто-нибудь другой.

- Вы ведь знаете, я не могу так, Леонард. Я вам уже говорил.

- Да, вы говорили, но ссылались на нелепую причину. Настоящая причина лежит гораздо глубже. И мы оба знаем это. Видите ли, я убежден, что мы с вами в одном положении.