Валери Уиндзор - Лгунья

- Мэл? - спросила я.

Он обернулся. В фас он был менее симпатичным, чем в профиль. Он смотрел на меня бледными, холодными, пустыми глазами. Потом что-то щелкнуло: он хрустнул пальцами.

- Я так и подумал, что видел вас раньше, - сказал он. - Это вы были в кафе, да? Сегодня днем. В Биллаке.

Я кивнула.

- Я и смотрю - что лицо знакомое. - Но после того как прошло ощущение победы оттого, что он не ошибся, в глазах у него снова появилось подозрительное выражение.

- Где вы взяли это платье? - вдруг спросил он. И затем, ещё более подозрительно: - Что вообще происходит? Откуда вам известно, как меня зовут?

Не к чему было ходить вокруг да около.

- Простите, все это довольно сложно, - сказала я, стараясь говорить потише, чтобы никто не услышал. - Произошла авария. На шоссе № 20. Месяца два назад. Крис Масбу погибла.

Он был очень напряжен. Весть о смерти Крис он воспринял, почти не изменившись в лице, как будто это была ничего не значащая, второстепенная деталь.

- А вы кто такая? - спросил он.

- Трудно объяснить.

- Но имя-то у вас должно быть, - настаивал он.

- Да, - сказала я, - но после несчастного случая... Я была вместе с ней в машине, и все приняли меня за Крис. И я... в общем, когда я пришла в сознание, я просто не стала их разубеждать.

Он был - и поделом ему! - совершенно сбит с толку.

- Это только на время, - торопливо сказала я. Бесполезно было пытаться растолковать это за те несколько минут, что необходимы для похода в туалет. - Может, встретимся завтра? Я тогда все объясню.

Он смотрел на меня с беспокойством, словно опасаясь, что я ему подстрою какую-то ловушку.

- Так кто вы все-таки? - спросил он.

- Никто. Ей-богу, никто. Я просто ловила попутку, и Крис меня подвезла.

И тут он спросил:

- Что случилось с деньгами?

Хотелось притвориться, что я ничего не понимаю, и спросить, какие такие деньги, но все уже и без того было слишком запутано.

- Их забрала полиция, - сказала я.

- Черт! - он стукнул себя ладонью по лбу. - Вот дьявол!

- Послушайте, меня ждут. Мы можем увидеться завтра?

- В десять, - холодно ответил он. - Здесь. Буду вас ждать.

Обещание подождать сопровождалось красноречивым нервным и злобным жестом.

Когда я вернулась к столу, дядя Ксавьер заказал кофе и две рюмки коньяка.

- Ты такое пьешь? - спросил он.

Я не пила. Вернее, Маргарет Дэвисон не пила коньяк. Но я была ему очень благодарна. Я держала бокал обеими ладонями, чтобы руки меньше дрожали. К тому времени, когда я могла выпить кофе, не расплескав его при этом, он уже остыл.

Мы возвращались домой в молчании. Мне было грустно. Я сидела рядом с дядей Ксавьером и гадала, что же делать дальше. В десять я встречусь с Мэлом, и после этого у меня не останется ни единого шанса: после этого мне придется сесть в автобус до Фижеака и отправиться на поезде к югу. Волновала меня записка. Я непременно должна буду оставить записку. Нельзя же просто исчезнуть без всякого объяснения. Я пробовала всевозможные версии: "Дорогой дядя Ксавьер" - но я не имела права так называть его. "Дорогой месье Масбу, ваша племянница погибла, а я - самозванка. Благодарю вас за гостеприимство. Простите меня. Маргарет Дэвисон".

Видите, как трудно?

- О чем задумалась? - спросил дядя Ксавьер, свернул от реки вверх, к холмам.

- Ни о чем, - сказал я.

Вообще-то я думала: то, как я с ним поступила, непростительно. Проблема в том, что если я все это изложу как есть, это будет ещё более непростительно.

- Спасибо за прекрасный вечер, - сказала я, когда мы въехали в ворота. В холле я не удержалась и поцеловала его в щеку.

- Спасибо, - повторила я.

Я долго сидела, глядя в конопатое зеркало трюмо и поворачивая створки, чтобы видеть, как мои размноженные отражения исчезают в бесконечности по обеим его сторонам. Оказывается, бывает трудно смотреть в глаза самой себе, вот ведь как.

Когда я на следующее утро спустилась вниз, дядя Ксавьер уже два часа как ушел. Ну и хорошо. Я струсила, не стала писать записку. Убедила себя, что будет лучше послать открытку из города. Выпила кофе и отыскала хозяйственную сумку, куда запихала смену белья и кое-какие вещи. Сказала Селесте, что иду погулять.

- Вернешься к обеду? - спросила она, но я сделала вид, что не услышала.

До города было намного дальше, чем мне казалось, и нестерпимо жарко. Было глупо думать, что я уже настолько поправилась, чтобы предпринимать такие долгие пешие прогулки. Когда я дотащилась до гостиницы, было почти одиннадцать. У меня все плыло перед глазами, голова кружилась. А ноги представляли из себя два студенистых комка боли.