Францеско Д'Адамо - История Икбала

Он показал на страну в форме собаки.

— Это Швеция, — пояснил он.

— Швеция?

— Да, страна, где очень-очень холодно. В Европе. Там будет проходить международная конференция по проблемам труда. Соберутся люди со всего мира. Они хотят тебя услышать.

— Меня? — спросил Икбал.

Мы стояли разинув рты, не в силах поверить.

Это было похоже на сон или на сказку, из тех, что родители придумывают детям на ночь. Мы просто не могли представить, что кто-то в этом далеком и неизвестном месте под названием мир знает о нашем существовании и о наших страданиях. Мы были никем, оборванцами, которые еще год назад работали с цепями на ногах. А теперь все эти важные люди хотели услышать Икбала!

— Это еще не всё, — добавил Эшан-хан, — один университет недалеко от Бостона выделил тебе стипендию. И это значит, что ты сможешь учиться, получить диплом. Ты ведь хотел стать адвокатом?

Икбал растерянно кивнул. Слишком много новостей для одного раза. Он смотрел то на меня, то на Эшан-хана.

— Но, значит… — пробормотал он, — нам придется уехать…

— Нас не будет почти месяц, — сказал Эшан-хан, — уверен, тебе понравится путешествовать: ты увидишь много нового… Когда мы вернемся, ты сможешь побыть с семьей, ты ведь давно их не видел. А потом будешь заниматься, и, когда придет время идти в университет… Ты разве не рад?

— Очень рад, — сказал Икбал, — но я хочу остаться здесь, с тобой, Фатимой и Марией… Я хочу освободить других детей из рабства…

— Ты будешь продолжать нам помогать, — успокоил его Эшан-хан, — ты слишком много для нас значишь, ты ведь знаешь. Но если у тебя получится стать хорошим адвокатом, ты принесешь гораздо больше пользы… Да, и для Фатимы есть новости: мы наконец нашли твою деревню и твою семью. Ты можешь вернуться домой!

Сердце чуть не выпрыгнуло у меня из груди: мой дом! Я едва помнила, какой он! А моя мама? Мои братья?

Мне вдруг захотелось плакать. Глупость какая! Столько прекрасных новостей, а я в слезы. Просто я почувствовала, что вот-вот закончится важная часть моей жизни. Я свободна и наконец вернусь домой. Икбала наградят по заслугам за все, что он сделал. Чудесно же! Разве такое могли мы представить, когда терпели издевательства от Хуссейна?

Я уверена, что плакала от счастья.

Как же быстро пролетели две следующие недели! Я помню их смутно, словно обрывки сна. Большой розовый дом кипел и бурлил. Все бегали туда-сюда, озабоченные приготовлениями к поездке. Нас осаждали пакистанские и иностранные журналисты, жаждущие узнать о премии. Сад походил на военный лагерь. И каким грустным, но полным надежды был каждый закат. Сколько еще осталось? Девять дней.

Помню Эшан-хана, рассказывающего что-то в три микрофона. Незнакомца, фотографирующего всех подряд. (Нужно было попросить себе фотографию — осталась бы на память.) Двух наших собак, перепуганных всем этим шумом, с поджатыми хвостами. Женщин, которые, зажав во рту булавки, шили Икбалу костюм на западный манер для церемонии награждения: пиджак, брюки, красивый синий жилет из теплой ткани, потому что там холодно.

Икбал в одних трусах. Он стесняется мерить брюки и огрызается на меня:

— Чего смотришь?

А я показываю ему язык.

Икбал посреди пустой комнаты, повторяющий речь, которую он будет произносить в Швеции и Бостоне. Через каждые шесть слов он сбивается и просит меня:

— Фатима, давай, помоги! — И я беру листок с текстом, написанным Эшан-ханом, и, все еще читая с трудом, подсказываю ему нужную фразу:

— Каждый день в Пакистане семь миллионов детей встают до зари, чтобы работать весь день, до захода солнца. Они ткут ковры, обжигают кирпичи, трудятся в поле с мотыгой, спускаются в шахты. Они не играют, не бегают. И никогда не смеются. Они рабы, и на ногах у них кандалы…

— …до тех пор, пока в мире будет хотя бы один ребенок, лишенный детства, ребенок, которого бьют, над которым издеваются, никто не сможет сказать: «Меня это не касается». Неправда — это касается всех. И неправда, что нет надежды. Посмотрите на меня: у меня была надежда. А у вас, господа, должна быть смелость посмотреть этой правде в лицо…

Сколько осталось? Шесть дней.

Страшный ливень, вода рекой течет по улицам. На редкость тихий, спокойный день. Жена Эшан-хана обнимает меня, называет «бедной малышкой» и сообщает, что моей мамы больше нет, а мой старший брат Ахмед теперь глава семьи. Он очень хочет меня увидеть, а вообще, похоже, собирается уехать — далеко, неизвестно куда, на поиски счастья в другую страну, где, как он говорит, для всех есть достойная работа. Еще он хочет взять с собой меня и младшего брата, Хасана.