Роже Вайан - Бомаск

В этот, третий раз Пьеретта разослала на дом двадцати трем коммунистам специальные приглашения, подчеркнув в повестках особую важность предстоящего собрания, на котором обещал присутствовать секретарь секции; кроме того, во время перерыва она обегала все цеха и переговорила с каждым коммунистом лично; почти все обещали прийти; обычно только в редких случаях приглашенный набирался духу и прямо заявлял, что он не придет. Причины для непосещения собрания изобретались уже потом, на досуге.

Собрания ячейки проходили в задней комнате кафе, владелец которого сочувствовал коммунистам. Пьеретта и Миньо пришли сюда ровно в восемь тридцать, то есть в точно назначенное время.

В девять часов пришла работница, исполнявшая обязанности казначея ячейки, она работала в одном цехе с Пьереттой, и трудовой её стаж в АПТО исчислялся тридцатью годами; в ожидании остальных она надела на нос очки, разложила на столе марки, ведомости, подписные листы. Миньо перечитывал вступительное слово, которое он набросал заранее. Пьеретта сидела возле печурки, зябко кутаясь в большой черный шерстяной платок.

Пробило десять - ни один приглашенный ещё не явился. Казначейша дремала, опустив голову на сложенные на столе руки. Пьеретта упорно молчала. Миньо ходил взад и вперед по комнате, заложив руки за спину.

После десяти явилась молоденькая работница. Она осторожно приоткрыла дверь, боясь потревожить собравшихся. Пьеретта молча вскинула на неё глаза.

- Извиниться пришла, - пояснила работница. Но, окинув быстрым взглядом комнату, добавила: - Ага, вы уже кончили.

Казначейша проснулась.

- Подожди меня, - сказала она работнице, - пойдем домой вместе.

И обе женщины вышли из комнаты.

- Почему товарищи перестали ходить на собрания? - спросил Миньо.

- А я почем знаю? - ответила Пьеретта. Она сидела все в той же позе у печурки, по-прежнему кутаясь в черный вязаный платок.

- А тебе не кажется, - начал Миньо, - что с тех пор, как ты живешь с Бомаском, товарищи уже не так тебе доверяют, как прежде. Ведь вы не женаты. Я-то, конечно, знаю, что вы все равно что муж и жена. Но не забудь: ответственный товарищ обязан быть безупречным и в личной жизни.

Пьеретта вдруг вскочила со стула.

- Идиот, - бросила она Миньо. - Ты окончательно стал идиотом.

И быстрым шагом вышла из комнаты.

На следующий день после окончания смены Маргарита поджидала Пьеретту у дверей цеха. Взявшись под ручку, они вместе пошли домой. Против обыкновения Маргарита была на редкость молчалива. "Каких ещё глупостей она натворила, думала Пьеретта, - должно быть, что-нибудь уж совсем из ряда вон выходящее, раз она мнется и молчит".

- Мне нужно с тобой поговорить, - вдруг произнесла Маргарита...

И она запнулась.

"Так я и знала", - подумала Пьеретта. Ее подружка, несмотря на солидный жизненный опыт, отличалась поразительным легкомыслием. Большинство её любовных приключений оканчивалось для неё печально. Пьеретта всякий раз удивлялась, как это воспоминание об операционном столе не отбило у Маргариты раз навсегда охоту заводить романы. Поэтому она прижала к себе локоть Маргариты и заглянула ей в лицо, стараясь облегчить трудное признание.

- Ты на меня ужасно рассердишься, - начала Маргарита.

- Ну говори, говори уж, - ласково отозвалась Пьеретта.

Пожалуй, впервые в жизни она испытывала чувство такой щемящей нежности к своей подруге. Много есть в Клюзо, да и вообще на белом свете товарищей, хороших товарищей, есть товарищи чуть похуже, есть совсем плохие, и, наконец, существуют просто изумительные люди, которых Пьеретта не знала или видела только мельком, о чьих подвигах читала в книгах и газетах. Но подруга у неё одна-единственная, и это - Маргарита. И до чего же прекрасно иметь подругу.

- Я боюсь, что тебе будет больно, - сказала Маргарита.

- Да говори же, - ласково настаивала Пьеретта.

- Ну ладно, тогда слушай, - решилась Маргарита. - Я сегодня попросилась, чтоб меня перевели в цех "РО".

Пьеретта молчала.

- Я знаю, что это нехорошо с моей стороны, - продолжала Маргарита.

В конце июня, когда пошли разговоры о "РО", Пьеретта несколько раз во время перерыва проводила беседы. Она предупреждала своих товарок, что дирекция приложит все усилия, лишь бы перетащить в цех "РО" любую из них. "Наш цех единственный, где каждая работница обслуживает только один станок, - поясняла она, - недаром наш цех зовут "стальным". И верно, он стальной, не сгибается, да и только, к великому огорчению Нобле и дирекции. Но помните, нас будут пытаться разъединить. Впрочем, решайте сами". Работницы единодушно уверяли, что откажутся от всех возможных предложений. Цех дружно охранял свою коллективную честь, завоеванную годами борьбы.