Роже Вайан - Бомаск

Пьеретта молчала.

- Ваша стачка или любое другое ваше выступление, - продолжал Нортмер, - обречены на провал, и вы это прекрасно знаете сами. Разве не так?

Пьеретта молчала.

- Эта стачка, - говорил Нортмер, - поставит меня в затруднительное положение, так как я хочу, чтобы открытие цеха "РО" прошло без сучка без задоринки. Да и вы тоже поставлены в затруднительное положение, так как стачка, не приведшая к победе, во всех отношениях невыгодна для рабочих. Так давайте же вместе поищем какого-нибудь выхода...

Пьеретта по-прежнему молчала.

- В кои-то веки наши интересы совпадают, - продолжал Нортмер, давайте же воспользуемся этим. Случай, согласитесь, из ряда вон выходящий...

Он улыбнулся в третий раз. И его улыбка, столь недвусмысленная, говорила: "Вы слишком умны, и мне незачем играть перед вами комедию сотрудничества классов. Нам с вами бесполезно пытаться обмануть друг друга". Пьеретта в третий раз ответила на его улыбку.

- Могу вас заверить, - говорил Нортмер, - что каждый случай увольнения будет рассмотрен нами особо и мы постараемся возместить каждому с лихвой то жалкое место и ту небольшую заработную плату, которую он получал. На этой неделе Нобле возвращается из отпуска, он сообщит вам наши предложения.

Нортмер поднялся и чуть заметно наклонил голову, давая понять, что аудиенция окончена. Пьеретта тоже поднялась.

- Я передам своим товарищам наш разговор, - сказала она.

- Разумеется, - подхватил Нортмер. - До свидания, мадам Амабль.

6

На следующий день, выходя с фабрики, Пьеретта окликнула делегатку профсоюза "Форс увриер":

- Луиза, подожди, мне нужно с тобой поговорить.

- А ты все такая же тощая, - ответила Луиза. - Смотри, помрешь скоро со своей политикой.

Луиза Гюгонне (возраст - сорок пять лет, рост - метр восемьдесят) работала старшим мастером в Сотенном цехе. На ней была кофточка с коротенькими рукавчиками, и над тесной резинкой, стягивающей у плеча толстую руку, вздулся багровый валик. И зиму и лето Луиза делала на велосипеде три километра на фабрику и обратно. "Чтобы не толстеть", заявляла она.

- Ну-с, - спросила она Пьеретту, - мы по-прежнему ничего не признаем, кроме кофе и сигарет?

- Мне нужно с тобой поговорить, - повторила Пьеретта.

- Что ж, пойдем, я, так и быть, поставлю тебе стаканчик.

- Если тебе так хочется, пожалуйста, - ответила Пьеретта.

Без сомнения, именно из-за этих стаканчиков на щеках Луизы вечно пылал завидный румянец. Но пьяной её никогда не видели. Она пила так, как пьет благоразумный мужчина. В кафе гостиницы для проезжающих Луиза уселась, усадила Пьеретту и заказала по своему обыкновению бутылку красного вина.

- Почему ты не зайдешь ко мне как-нибудь в воскресенье? - спросила она Пьеретту. - Можешь привести с собой своего обожаемого макаронщика. Я сварю курочку, для начала закусим горяченькими сосисками. Небось любишь горячие сосиски? А может быть, и мой Жан-Пьер поймает на наше счастье форель. Тебе бы неплохо раздобреть. Но скажи-ка ты мне, что это у тебя такие глаза странные - веки набрякли. Уж не ждешь ли ты наследника?

- Жду, - призналась Пьеретта.

- Ну, я рада за тебя, - проговорила Луиза, - очень, очень рада.

- У нас это нечаянно получилось, - улыбнулась Пьеретта.

- Даже не смей так говорить. Тебе как раз это и нужно. Совсем другая станешь. Давно тебе пора подумать о себе, о муже, о мальчугане. Значит, решено, вы приходите к нам в воскресенье, такое событие надо спрыснуть.

- В воскресенье мне нужно быть в департаментском Объединении профсоюзов по поводу "Рационализаторской операции", - ответила Пьеретта, об этом я и хотела с тобой поговорить.

- Да после, после... Вот ты ждешь сейчас малыша, а я уверена, даже не знаешь, куда его положить. И о чем ты только думаешь? Дерешься за эту пьянчужку Жермену, которая о тебе бог знает какие сплетни распускает, потому что ты живешь с макаронщиком, за Гюстава, который совсем ослеп и за день больше перебьет стекол, чем вставит, - ведь ему давно в богадельню пора; хлопочешь о каких-то девчонках, которые и на фабрику-то пошли затем, чтобы купить лишний тюбик губной помады, и строят глазки твоему же милому, когда он за тобой заходит, - что я, не вижу, что ли!.. Пора тебе, доченька, образумиться.

Луизе Гюгонне досталось по наследству пять гектаров прекрасной плодородной земли на самом берегу Желины, в трех километрах от Клюзо, как раз там, где долина расширяется; муж сам обрабатывал участок, у них было четыре коровы. На свое жалованье старшего мастера Луиза смогла приобрести необходимый сельскохозяйственный инвентарь и даже грузовичок. Пока она работала на станке, она состояла в профсоюзе ВКТ, была одной из самых рьяных активисток и обзывала прочих работниц "рохлями"; при её богатырском здоровье после восьмичасового стояния у станка у неё ещё оставалось достаточно силы для профсоюзной работы. Луиза любила поспорить с инженерами. Но жизнь обернулась к ней такой приятной, такой умиротворяющей стороной, что порой она даже дивилась, почему это нельзя, в конце концов, жить в мире с хозяевами. В момент профсоюзного раскола она, вполне естественно, возглавила фракцию "Форс увриер", где её деятельность отныне не была стеснена "политикой". И через несколько месяцев она сочла вполне законным то, что дирекция, оценив её организаторские способности, назначила её старшим мастером.