Торгни Линдгрен - Вирсавия

У жертвенника Авраамова провозгласили Авессалома царем, он сам произнес окончательные и бесповоротные слова: се, Господь велит помазать меня князем над наследием Своим! Он совершил жертву всесожжения, и священники помазали его святым елеем и призвали над ним дух избрания, и он приказал трубить трубами.

Когда услыхал Давид, что Авессалом воцарился в Хевроне, оперся он головою на руки свои и заплакал, будучи не в силах придумать ничего более подходящего и благочестивого; войско может прийти из Хеврона в Иерусалим за два дня, войско решительное и честолюбивое под водительством новопоставленного и алчного царя может совершить этот переход за один день, ветер соблазна дует в спину таким воинам, и царь подумал: завтра он будет здесь, я встречу его на лестнице царского дома, Господь оставил меня.

И будто в зеркале увидел он пред собою то, что произошло, когда он взял Равву: царя, который сложил с себя одежду свою и святость, Авессалома, который поднял венец и прижал его к груди, беседу царя Аннона с Богом, с тем Богом, который оставил его.

Так происходит всегда: то, что было, есть то, что будет, то, что уже случилось, есть то, что случится.

Господь ждет Авессалома, думал он, я вижу Его. Он сидит на ковчеге под крылами херувимов и ждет его. Если я пойду в скинию, я лишь почувствую себя захватчиком. Господь более не со мною.

И еще он думал: отчего Он так диковинно улыбается?

Однако же Вирсавия поняла его мысли.

Он не оставил тебя, сказала она.

Кто?

Господь.

Нет, оставил, отвечал Давид. Он улыбается так странно, а когда я призываю Его, Он отвращает от меня лицо Свое.

Если ты останешься здесь, Авессалом и воины его возьмут Иерусалим мечом, перебьют, уничтожат и сожгут все, будто во вражьей земле, они сделают то же, что ты в молодости твоей делал с городами идолопоклонников, — то, что было, есть то, что будет.

Авессалом не враг мне, сказал Давид. Он всего лишь тот, кто придет после меня.

Избранный? — спросила Вирсавия.

Сейчас он избран, отвечал Давид, и почудилось ей, будто хотел он поделиться разумением: избрание мимолетно и непостоянно, кто способен собрать ветер в пригоршни свои?

Ты должен бежать, сказала Вирсавия.

Быть может, воинам должно заставить тебя бежать, продолжала она, быть может, хелефеи и фелефеи должны связать тебя по рукам и ногам и силою унести прочь, быть может, должен ты бежать стреноженным и ощипанным, но бежать необходимо.

Разве стражи мои не оставили меня?

Нет, все чужеземные воины верны тебе.

Отец твоего отца Ахитофел у Авессалома? — сказал Давид.

Он решил, что и Авессалому может понадобиться советник, отвечала Вирсавия.

Пусть же Господь обратит все советы его в величайшую глупость, сказал Давид, и Вирсавия услышала в его голосе холодную горечь.

А Хусий?

Он в Вефиле у сыновей своих, ведь сейчас время сбора миндаля.

Иоав?

Он собирает твоих воинов. Тех, что не в Хевроне, не у Авессалома.

У царя Авессалома, назидательно произнес Давид.

Нет, сказала Вирсавия, у мятежника Авессалома. Нечестивца Авессалома. Преступника.

Он все-таки мой сын.

Да. И должен ты бежать от него, он покушается на твою жизнь.

И решил Давид покинуть Иерусалим, решили они оставить Иерусалим, город Давидов, чтобы Авессалом не истребил мечом жителей города.

И Вирсавия ушла из Иерусалима вместе с Давидом, он — верхом на царском муле, она — сидя боком на вьючном седле ослицы. Направились они на восток к устью долины Кедрона, к горе Елеонской. За ними следовали домочадцы и слуги, среди них Шевания, большинство пешком, а некоторые и верхом, и жены и наложницы, которые еще не достигли того возраста, когда ноги уже не способны нести их. И несчастный писец — Господи! что же теперь писать? По сторонам смиренной вереницы шли хелефеи и фелефеи и шестьсот наемников из Гефа, города исполина Голиафа, они держали щиты свои и оружие в руках, будто выступили на битву, будто им было еще что защищать или охранять. Последними шли люди, служившие в скинии Господней, большинство из них не желало знать другого царя, кроме Давида, они несли с собою ковчег завета, не захотели они оставить Господа одного на ковчеге в покинутом городе.

Обок остальных шли все тридцать семь храбрых Давида, те, что всегда следовали за ним и готовы были всегда повиноваться его приказаниям, те, что не оставят его, даже если он прикажет им так поступить.

Если бы Урия еще был жив, он бы тоже находился среди них. Вместо него шел Хецрон из Кармила, могучий лучник, ведь их непременно должно быть тридцать семь.