Торгни Линдгрен - Вирсавия

В покое пред горницей царя Давида встретился ему Мемфивосфей, внук царя Саула, колченогий калека царского рода, тот, что всегда ел за царским столом.

Каков он нынче? — шепотом спросил Урия.

Бодр и весел, тоже шепотом ответил Мемфивосфей. Поел бараньего сердца и выпил чашу вина, потом говорил со своим писцом, а сейчас сидит у окна, ждет тебя.

И Урия вошел к царю, и пал пред ним на колени, и прижался шершавым своим челом к гладким кедровым половицам, он был наполнен смятением, испытывая в этот миг и вполне понятную гордость воина, и глупое презрение подданного к себе самому.

Встань, сказал царь. Незачем тебе ползать на полу, будто младенцу.

Голосом он дал понять, что, даже пресмыкаясь во прахе, не избежишь участи, уготованной тебе Господом.

Я хотел только приветствовать тебя, как должно приветствовать царя, сказал Урия и с усилием поднялся.

Царь указал ему скамью, где он мог сесть.

Вижу, ты играешь на твоей свирели, господин, сказал Урия.

Я не играю, сказал царь. Я просто держу ее в руке. Тогда я слышу напевы внутри меня.

У меня слух не тот, каков был раньше, сказал Урия, как бы желая оправдаться перед царем, отчего сам он не слышит напевов внутри себя.

Благополучно ли войско мое под Раввою? — спросил царь. Спросил без любопытства, ведь об осаде ему было известно все, что он желал знать.

Осада есть осада, ответил Урия.

Да, согласился царь, осада есть осада.

А Урия подумал о Вирсавии, которой не было там, у колодезя. И еще подумал: чего хочет он от меня?

А Иоав? — спросил царь. Что делает Иоав? Каковы его намерения?

Он хорошо знал все, что надобно было знать об Иоаве.

Он ждет, сказал Урия. Велико долготерпение Иоава. Нет среди военачальников никого, кто бы умел ждать, как он.

Да, сказал Давид. Мне ли не знать его.

И добавил:

Он сын сестры моей, одна и та же кровь в жилах у нас, коль скоро кровь может быть одна и та же, и кровь эта нетерпелива и вместе осмотрительна, она течет без устали, но все же в неуклонном ожидании.

Мы часто спрашиваем себя, чего ожидает Иоав, сказал Урия.

Ну а ты сам как думаешь? — спросил царь.

Урия немного выждал с ответом. А потом резко, почти обвиняюще бросил:

Я думаю, он ждет великого безумия. Ждет, чтобы какого-нибудь из воинов охватило безумие и чтобы он один, впереди всех остальных, устремился на стену города.

Вот как? — сказал царь.

Этакий порыв безумного нетерпения может иметь многие благоприятные последствия, сказал Урия. Сильное безумие одного-единственного воина может оказаться столь же могучим и сокрушительным, как нападение с тысячью всадников и колесниц.

Вот, стало быть, как ты считаешь, задумчиво проговорил царь. Что ждет Иоав святого безумия.

Святым ему быть не обязательно, пробормотал Урия, будто хотел сказать, что обыкновенного человеческого безумия было бы совершенно достаточно.

Всякое безумие от Господа, наставительно произнес царь Давид. Господь посылает на нас духов Своих. Эти духи и делают нас безумными. Святость тоже большей частью безумие.

О святости Урии сказать было нечего. И он опять спросил себя: зачем царь меня призвал?

Без святого безумия победу в войнах не одержишь, продолжал царь. Без святого безумия войны даже вряд ли бы и возникали.

Зачем призвал ты меня в Иерусалим? — спросил Урия.

Но царь не ответил. Он поднес к губам маленькую кедровую свирель и извлек из нее один-единственный, резкий и протяжный звук, будто желал посредством этой крохотной деревянной дудочки произвести могучий звук военной трубы. В окно со стороны скинии донесся запах паленого нутряного тука, и мяса, и птичьих перьев.

И Урия повторил свой вопрос:

Зачем призвал ты меня сюда, в город Давидов?

Зачем ты спрашиваешь? — сказал Давид. И добавил: в устах воина слово «зачем» звучит так дивно мягко и по-детски.

Ты сам научил меня спрашивать, сказал Урия. Я слышал, как ты воспевал перед Господом Богом твоим: что унываешь ты, душа моя, и что смущаешься?

Такому воину, как ты, сказал царь, такому храброму, как ты, никогда не должно задавать вопросы, однажды ты отрекся от вопросов и стал храбрым, а если ты начнешь дивиться и вопрошать, то скоро станешь обыкновенным человеком среди других людей, таким, кто просто гибнет в числе многих тысяч и кому в конце концов затыкают рот последним и единственным ответом, какой только есть на свете, единственным ответом, который опровергает все вопросы, храбрый же, как ты, Урия, лишь соблюдает приказания и не сомневается, ведь не будь в сердце людей всех этих сомнений, земля была бы полна храбрыми.