Виктор Вяткин - Человек рождается дважды. Книга 1

— Везёт же людям. А мы когда ещё доберёмся.

Начался спуск, дорога стала хуже. Горшков замолчал и сосредоточенно крутил руль, объезжая глыбы грунта. Стало холодней. Нина подняла воротник и закрыла глаза.

— Доктор, разомнитесь. Придётся постоять: наледь, — тронул её осторожно Горшков и, хлопнув дверкой, побежал к головным машинам. Нина вышла и стала ходить по обочине дороги.

Смеркалось. Тайга показалась совсем непривлекательной. Внизу, в пойменной части распадка, курилась наледь и блестело зеленоватое зеркало льда. Впереди колонны у спуска ревели моторы и слышались голоса водителей:

— Давай! Давай! По-ошла! Наж-жи-май!..

Вернулся Горшков.

— Садитесь, будем переезжать.

Передняя машина уже тронулась. Заскрежетал скоростями и Горшков. Не доезжая до воды, он остановился и выглянул в дверку. Передний автомобиль, переваливаясь по ухабам, сползал вниз.

Переехал и Горшков. Поставив машину на бровку дороги, он сразу же вернулся к переправе. В кабине стало холодно. Нина задремала.

Проснулась от вспыхнувшего рядом костра. Горшков бегал и что-то ворчал. Под кузовом трепетало пламя.

— Что случилось? — высунулась она из кабины, оглядывая дорогу.

— Масла в голове маловато, вот и ковыряемся, — залезая под машину, пробурчал водитель и начал колотить по барабанам колёс.

— Надолго? — Её пугала мысль остановиться на дороге.

— Ничего особенного. Просто приморозили колодки. Надо было прогреть торможением, — крикнул он из-под кузова и ещё с большим озлоблением загрохотал по колёсам.

Такая же участь, очевидно, постигла большинство автомобилей. Всюду горели костры и доносились звуки ударов по металлу.

Горшков поспешно вскочил в кабину и включил скорость. Мотор заревел и стал грохотать. Тогда он переключил рычаг, машина рванулась и сдала назад.

— То-то! — ухмыльнулся он и вынул папиросу.

— Ну что?

— Теперь всё, скоро поедем. — Он растёр руки и зажёг спичку. — Поди узнай, что прихватит. В такие морозы ездить не приходилось. Но ничего, теперь будем умней, — как бы оправдываясь, говорил он, с жадностью дымя папиросой.

Колонна двинулась дальше. Становилось всё холодней и холодней. Нина сжалась в комочек, стараясь уснуть. Водитель скоблил стекло, открывал дверку, без конца останавливался и куда-то убегал. Нину то подбрасывало под потолок кабины, то болтало по сторонам. На дороге попадались наледи, выбоины. В конце концов Нина уснула. Разбудил её холод. Замёрзли ноги, и мороз уже пробрался под тулуп. Колонна опять стояла, Горшкова в кабине не было. В замёрзшее стекло проглядывал серый рассвет. Она открыла дверку. Внизу белым озером лежал туман. Водители окружили большой костёр.

Первым отошёл от костра Горшков. Он стремительно подбежал к машине, поднял капот и, уткнувшись в мотор головой, начал что-то крутить, согревая руки у губ.

— Опять поломалось? — вздохнула Матвеева.

— Подачка, доктор, подачка. Век живи, век учись. Нужно было поставить дополнительные фильтры. Приходится начинать с азбуки. — Доносилось из-под капота. Он быстро захлопнул его и вскочил на сиденье, подул на замасленные руки и начал заводить мотор.

— Припухнешь, тогда прикуривай, — нахмурился он, прислушиваясь к вспышке. Мотор чихнул, выстрелил несколько раз и завёлся. — Успели!

Колонна продвигалась в тайгу. Из разбросанных по трассе избушек и палаток выходили строители дороги, махали шапками. На границах участков дежурные бригады разводили костры, ожидая машины, и бежали за ними до следующего костра.

В Элекчан прибыли на вторые сутки. В маленькой экспедиторской жарко горела печь. Можно было отдохнуть и приготовиться к следующему участку пути.

Из Элекчана Нина выехала конным транспортом только семнадцатого Января. В этот день и связисты праздновали свою победу. Они пришли на Элекчан. Над тайгой застыл плотный серый туман. Морозный воздух захватывал дыхание и белой пудрой ложился на одежду, Лошади пофыркивали и сами начинали бежать. Транспорт остановился на отдых в маленьком зимовье. Коню-хи укрыли лошадей тулупами, дали овса и занялись ужином.

Матвеева лежала на нарах, счастливая наступившим отдыхом. Горящие дрова освещали и закопчённые стены зимовья и такие же чёрные от ветра и холода лица конюхов.

Пожилой конюх, пришивая пряжку подпруги, рассказывал:

— Колонна машин не новинка для элекчанцев, а вот когда прошлой зимой пришли первые трактора, то наделали страшный переполох. Никто не ждал. И вдруг ночью над лесом поднялись в небо красные лучи и донёсся скрежет, лязг. Первым заметил это сторож и прибежал к нам в барак. «Мужики! Что-то неладно в лесу. Гляньте!»— проикал он, а сам трясётся. Человек не в себе. Вышли, и верно. Что-то рычит, звенит, скрежещет, а по небу ползают кровавые полосы. Что это, светопреставленье? Дело прошлое, многие из нас тракторов отроду не видали, а кто и видел, да разве придёт в голову, что они зимой в морозы могут в глухомани появиться? Стоим, переглядываемся, а душа в пятки.