Виктор Вяткин - Человек рождается дважды. Книга 2

— Эй, милок! Дай-ка там по твоей ведомости всё подряд на четырёх, — крикнул бухгалтер повару, расставляя стаканы.

Повар, орудуя, черпаком, принялся, выставлять на прилавок тарелки. Занимавшийся уборкой парень перенёс всё им на стол и снова взялся за веник.

— Гражданин, подвиньте ноги. Видите— уборка, — оттолкнул плечом колено охранника парень, выметая мусор из-под стола.

— Нашёл тоже время. Не дадут спокойно поесть, — проворчал тот, отодвинувшись.

Парень не спеша подмёл пол, выбросил сор в тамбур и сел в угол.

Подошла другая машина. В столовую вбежали два румяных молодых водителя. Они сбросили обледеневшие шубы и сели за столик. Парень подал им обед и снова уселся в свой угол.

Почти тут же подошёл рейсовый автобус, и озябшие пассажиры, вздрагивая и хлопая рукавицами, с топотом ввалились в зал.

— Ну, пора. — Бухгалтер поднялся и стал надевать тулуп. Встали и остальные. Охранник оделся, наклонился за мешком, потом опустился на колени и сунулся под стол с головой.

— Мешок? Где мешок? — застонал он. — Украли! — Он бросился к двери и вытащил наган. — Граждане, оставаться на своих местах. Только что похищена принадлежавшая прииску «Утиный» / крупная сумма денег…

Через несколько минут прибыла оперативная группа, вызванная бухгалтером. Во всех направлениях трассы вышли машины. Но мешок с деньгами как испарился. Не было обнаружено никаких следов…

Часы на стене гулко пробили десять. Комсомольское собрание затягивалось. Татьяна поправила волосы и встала.

— Последнее — об отпусках. Как-то сложилось, что большинство отпусков приходится на начало промывочного сезона. Конечно, все соскучились по речке, теплу, да и устали. Но мы не должны забывать нашего комсомольского долга. — Она задумалась и посмотрела на ребят. — Я думаю, ни один из нас не оставит своих производственных участков в самое ответственное время работы. Я уже написала заявление, поеду осенью. Есть предложение обратиться ко всей молодёжи с призывом — отказаться от использования отпусков/ до конца промывочного сезона.

— Чего спрашивать — голосуй, и всё, — поддержал Юра. — А Если у кого возникнет необходимость, будем рассматривать персонально на комитете.

— Правильно! Давай дальше!

— Единогласно. Ещё одно предложение, — Татьяна бросила взгляд на Игорька.

Тот подтолкнул Колосова в бок и шепнул:

— Это следовало сделать значительно раньше. Мы обеспечили бы себе замену.

Татьяна продолжала:

— Предлагаю обратиться с открытым письмом/ к демобилизующимся красноармейцам-дальневосточникам и к молодёжи страны/ через газету «Комсомольская правда» и пригласить их к нам для освоения Крайнего Севера.

Предложение было принято. Татьяна закрыла собрание, И ребята тут же разошлись.

Морозная ночь пепельным туманом заволокла посёлок. Чувствовались признаки недалёкой весны. Небо было голубым и звездным. Красиво.

Ребята уже вернулись в общежитие, последний из них закрыл дверь на крючок. Стало тихо, только продолжали потрескивать в печи сырые дрова. Но Татьяне не спалось.

В окно тихо постучали. Татьяна вздрогнула, вскочила и прижалась к окну. Глаза Её встретились с расширенными зрачками Лёнчика. Он поднял руку, делая знаки и шевеля губами.

Что могло это значить? Лёнчик уже стоял в тамбуре, переступая с ноги на ногу. Было слышно, как он тяжело дышит.

Открыть? А что Если?.. Нет-нет, этого не может быть. Он не позволит. Она набросила на себя шубу. Прислушалась.

— Таня, не бойся, отопри. Только тихо. Мне надо срочно тебе кое-что передать, — услышала она срывающийся шёпот и, уже не задумываясь, открыла дверь.

Лёнчик неслышно вошёл.

— Что случилось, Лёнчик?

Он стоял бледный и смотрел на носки заснеженных валенок. Наконец поднял глаза, в них стояли слёзы.

— Я только что взял большой куш. Целый мешок денег, и пришёл тебе сказать… — проговорил он, заикаясь.

— Деньги? Мешок? Где? Когда? Да ты что, Лёнчик. Неужели ты мог? — Татьяна волновалась. Она схватила его за плечи и заглянула в глаза. — Нет, нет, Ленчик. Ты не мог этого сделать, не мог?! Это после того как тебя почти освободили? Нет-нет, не могу поверить…

— Вот потому-то я и пришёл. И сказать тебе по правде, не сразу… — Лёнчик расстегнул шубу. На нём Ещё был белый халат и скрученный через ремень фартук.

— Сработано чисто, как в цирке. Следов нема, можно гужеваться, но не хочу. Всё думал, пойти или нет? Потом решил. Но куда? К уполномоченному нельзя: это чалка. Значит, только к тебе. Свою работу я сделал, не придерёшься. А ты теперь возьми и сделай за них. Звонить нельзя: допрут. Надо послать кого-нибудь на Спорный. В тамбуре столовой стоит большой пищевой котёл. Пусть разобьют сверху лёд. Но так, чтобы случайно. Деньги гам. Ты меня понимаешь? Днём их увезут, следует торопиться и не вызвать шухера. Я верю тебе. Больше чем верю, — добавил он и, повернувшись, быстро вышел.