Виктор Вяткин - Человек рождается дважды. Книга 3

Тот вздрогнул.

— А ну, быстро! — уже повысил голос Зорин.

Лицо человека сморщилось, рука старчески затряслась и не смогла совладать с костылем.

— Ну-уу… — выдавил Зорин сквозь зубы. Инвалид рванулся и скатился по лестнице в трюм.

— Подлец. И вылез же на самые глаза, — злобно сплюнул Зорин.

— Подлец! — глухо повторил Краснов.

— Что вы имеете в виду? — насторожился Зорин.

— Один подлец пытался и меня сделать таким же обломком только потому, что я был честней Его. — Краснов посмотрел полковнику в глаза. — Это были вы, Зорин.

Тот отшатнулся и схватился за задний карман брюк.

— Ай-ай-ай! Сразу и за пистолет, — усмехнулся Краснов. — Напрасно боитесь, полковник, я брезглив. Мне просто хотелось напомнить о нашем разговоре. Видите, я на своих ногах и уже в дороге. Не теряю надежды встретиться Ещё.

Агаев что-то рассказывал майору, тот хохотал. Но на палубе стихли и прислушивались к словам Краснова.

— Вы, кажется, храбро удираете, — продолжал насмешливо Краснов. — Разумно. Но от себя не уйти. Хозяйственник из вас никогда не получится. Душа тут нужна, а не железо…

— Он не железом, а куском шланга, тогда без следов… — подсказал кто-то на палубе.

Краснов понял, что увлёкся, и, повернувшись, ушёл. «Ну зачем было начинать этот разговор? Глупость. Мальчишество», — ругал он себя.

На носовой палубе Краснов снова, склонившись над бортом, начал глядеть в море. Забыть бы всё-всё. Пусть помнится только хорошее. Как ни считай, а Его было куда больше в жизни. Да разве забудешь?

Но вот солнце коснулось зеленоватого горизонта. Вот уже оно стало погружаться и стягивать с неба золотистое сияние дня. Палуба опустела, стало темно, а он всё стоял, всё думал.

Чёрная тень проковыляла по другому борту и, подпрыгивая по ступенькам, взобралась на вторую палубу. Там тоже, свесив голову, задумчиво стоял человек, вглядываясь в бегущие волны.

Кто он? Не рассмотреть. Видно, так же невесело у него на душе. Но вот ковыляющая фигура приблизилась к человеку и что-то тихо сказала. Тот повернулся спиной к перилам.

— Не помнишь? А я тебя не забуду всю жизнь!.. — прорвался сквозь шёпот громкий крик, и тут же метнулись тени.

— Уйдите. Я применю оружие. — Это был голос Зорина. Он говорил грозно, но тихо: видно, не стремился привлечь к себе чьё-либо внимание.

— Ты душу мне искалечил. Стреляй!

Снова началась возня. Но вот с лестницы, позвякивая, упал костыль, а за ним, размахивая беспомощно руками, скатился человек. Наверху прозвучали гулкие шаги, хлопнула дверь в каюту, и всё стихло.

Краснов бросился к инвалиду. Тот лежал, свернувшись в клубок, плевался и всхлипывал. От него несло спиртом и грязной одеждой. Краснов подхватил Его и усадил на ступеньку.

— Успокойтесь. Ну, выпили, проспитесь. И куда вам с вашими силёнками набрасываться на полковника.

Тот, сдерживая рыдания, размазывал по лицу кровь и грязь.

— Где вы спите? Я вас провожу. — Краснов вынул платок и вытер Его лицо.

— Я прошу, оставьте меня и уйдите! — вдруг исступлённо закричал человек, отталкивая Краснова.

— Разве я сделал что-нибудь плохое? Мне просто хотелось помочь вам.

Инвалид лихорадочно взглянул на Краснова.

— А я? Я что-нибудь хорошего сделал вам? Ну, швырните меня, ради всего святого, за борт, что ли. Трус я… Жалкий трус.

Краснов оглядел Его. Это был тот самый человек, что пришивал на палубе заплатку. Один Его ботинок свалился и держался только на ремешке, привязанном к икре ноги. Ступня была отморожена.

— Жизнь многим из нас была мачехой. Всё пройдеёт. Зачем же вы так к людям, не сделавшим вам никакого зла.

Вдруг человек схватил руку Краснова и, приложив Её к лицу, заплакал навзрыд.

— Михаил Степанович, ох, Михаил Степанович! Да неужели вы не узнаёте меня?

Краснов долго всматривался в морщинистое лицо. Да разве припомнишь всех, с кем довелось встречаться за эти тяжёлые годы?

— Что-то знакомое, но где, когда? Простите, не, вспомню.

— Фомин я! Сергей Фомин!

— Ты-ы?! Это ты? — Краснов вздрогнул.

Фомин молчал, только крепче сжимал Его руку и плакал.

Краснов молча гладил Его голову, не находя слов утешения. Да. Сергей сыграл в Его судьбе зловещую роль, но он был так несчастен, так жалок, что Краснов не чувствовал к нему ни отвращения, ни злобы.

Корабль всё дальше уносил их. За бортами тревожная, чёрная бездна, только жёлтые фонари покачивались на мачтах да где-то в темноте глухо стонали волны, заглушая рыдания Фомина.