— Собственно, зачем тебе в лагерь? Разве мало женщин в цехе?
— В лагерь хочу. Обмануть охрану хочу. К тебе в гости приду.
— Я только староста, и не больше.
— Брось, Алка! Ты всем вертишь. Начальник тебе доверяет. Старшая надзирательница — тёмная ночь и набитая дура. Одних девок ты подмяла, других купила. Маринка одна тебя не признаёт. Да ты и Её сломаешь. Так что приду. Понятно?
Вошёл Копчёный.
— Уже ждёшь? — глянул он насмешливо на Левченко и полез в карман. — Вот, получи. — Он выбросил на стол несколько пачек денег, сел. — Твой живёт как бог, Если снова не влипнет. Только на Его месте не давал бы тебе ни гроша. Ну какая ты жена? Шкура ты!
Алла Васильевна болезненно сморщилась. В лагере она держала себя высокомерно. Но это были старые друзья, она им многое прощала.
— Какие же вы грубияны! Тьфу. Как будто сговорились. Надо уважать женщину, а потом я же не ворую. — Она раскрыла пачку и послюнявила пальцы.
— Можешь не считать. Уж Если не взял всё, то на бумажки не размениваюсь, — сказал Копчёный, доставая папиросы. — А на этих деньгах грязи больше, чем на ворованных.
— Ну-ну, не сердись, Сашенька, — засмеялась Левченко и встала. — Я всегда сумею отблагодарить. — И ушла, игриво покачивая бедрами.
Парни переглянулись, а когда Её шаги стихли, Копчёный метнул окурок в старый поршень, приспособленный под урну, и спросил:
— Как идёт дело?
— Скоро конец. Да вот с деньгами!.. — Шайхула взял деньги и бросил в шкаф. — А Если больше не найдём, тогда что? Может, Ей напрасно отдал? А?
Копчёный усмехнулся.
— Так нельзя. Дипломат хоть и стерва, но свой парень. Сколько там? Нам много надо! Если уж брать, так брать всё. Ты забрасывал удочку старосте?
— Ага. Но у себя ли она прячет?
— Да, сегодня Ещё раз девки проследят. Ну а тебе останется только забрать. У такой не жалко. Ты знаешь, собирали посылки фронтовикам, копейки не отвалила. Шум она не подымет, побоится, но надо умно.
Тик-так! Тик-так! — назойливо отстукивает будильник, напоминая об одиночестве. Юрий укутался с головой, закрыл глаза. Мысли, как колёсики часов, бегут навстречу друг другу. Женя так и не даёт о себе знать. Всё это время тоска и беспокойство о ней и сыне не давали Ему покоя. Спутались мысли, и вот он уже строит дом, а рядом Женя. Она в вязаной шерстяной кофточке. Вадик сидит на чемодане и болтает ногой.
— Женечка, пойдём, я тебя в комнату отведу. Там неуютно, но подождать можно.
— Нет-нет, Юрочка, подожду тут. Мне просто приятно смотреть, какой ты ловкий, сильный.
И он хватает тяжелые брёвна, не чувствуя их веса! Теперь с ним снова Женя — и всё нипочём. Последнее бревно. Он устал, Женя стоит рядом — ждёт. Вот Ещё немного вверх. Последнее усилие. Назойливо звенит комар над ухом. И вдруг Юрий чувствует, как силы оставляют Его, а бревно давит, давит…
Тяжело, с трудом он проснулся. Подушка на полу, голова на валике дивана, а на столе отчаянно заливается телефон. Среди ночи Валерка радостно проорал в трубку, что блокада Ленинграда прорвана.
Юрий так и не уснул до утра. Как только прокричал поселковый гудок, он побежал на почту, послал несколько телеграфных запросов и пошёл в управление.
— Это всё заполни, — начальник отдела кадров выложил на стол стопу разных анкет, — и станешь офицером.
— Офицером? Да какой из меня офицер?
— Такой же, как и все. Иван Фёдорович распорядился подготовить документы/ на присвоение воинских званий всем руководящим работникам Дальстроя. Это, брат, большое доверие и забота генерала.
— Конечно, забота, — насмешливо подхватил Юрий. — Выгонит он меня сегодня — пойду на участок механиком, а буду офицером — надзирателем в лагерь загонит. Нет, спасибо, меня это не прельщает.
— Ты не чуди. Бесплатное обмундирование. За одни звёздочки больше тысячи рублей в месяц. Ну там всякие льготы, выслуга, как фронтовику.
— Нет, мне тогда совестно будет с фронтовиками встречаться, а денег хватает. Ничего я заполнять не буду, — отказался Юрий и ушёл, вспоминая недавно слышанный разговор начальника управления с футболистами, собранными с приисков.
Худые, измождённые работой парни робко облепили диван. Агаев расхаживал по кабинету так, что стонали половицы.
— Прославьте управление на футбольном поле, — говорил он. — Сегодня отправитесь на две недели в дом отдыха. Там потренируетесь и поедете по центральным посёлкам трассы. Распоряжусь кормить вас от пуза. Поняли? Но имейте в виду, за вашей игрой лично следить буду. За каждый забитый мяч — поросёнок. За победу — свинью прикажу зарезать. Но Если проиграете!.. — Он поднял кулак и устрашающе пригрозил.
Читать дальше