Джеймс Коззенс - Почетный караул

— Я понял, что именно, по-вашему, думал Бенни. И мне ясно, почему вы считаете, что он так думал. Но ведь он мог и ошибиться, такое вашему Бенни не приходило в голову?

Генерал Бил крепче обхватил ладонями колено. Он заговорил еще более горячо, но уже с нотками нетерпения в голосе.

— Я ведь что хочу сказать, судья. Бенни не мог ошибиться, он же там был. Он знал, в чем дело. И тот парень знал, что он знает. И был на Бенни не в обиде. Он видел, что к этому идет. И дело вовсе не в том, что кто-то думает, будто он сам Бог знает какой герой; он никогда про себя ничего такого не говорил. Может быть, с точки зрения другого ты и сам трус, но ты не вправе допускать, чтобы из-за чьей-то трусости погиб твой лучший друг. Ты не имеешь права никому прощать трусость лишь оттого, что и сам можешь когда-то струсить. Именно поэтому ты должен быть особенно строгим. Да, такое может случиться с каждым; но нельзя допускать, чтобы трусость служила оправданием бесчестных поступков. — Он помолчал, потом добавил: — Я не назвал имя этого летчика и не назову; такое действительно может со всяким случиться. Он хороший летчик. Возможно, его даже назначат командиром группы, когда начнут развертывать Двенадцатую воздушную армию в Италии. И если спросят мое мнение, я его рекомендую. Я знаю, что дальше вас это не пойдет. Я о нем рассказал лишь в связи с Бенни, чтобы вы поняли, что он за человек. Мы просто замяли в тот раз эту историю…

Из ящика селектора на стойке позади письменного стола раздался приглушенный звонок. Генерал перегнулся и нажал на клавишу.

— Вы просили кока-колу, сэр, — раздался голос миссис Пеллерино. — Айлин уже здесь.

— Да, спасибо. Пусть принесет.

Тотчас же открылась дверь, и в комнату на цыпочках вошла сержант женской вспомогательной службы. В одной руке она несла две бутылки кока-колы с торчащими из горлышек соломинками, в другой — бумажные салфетки.

Полковник Росс был рад, что их прервали. Ему требовалось время, чтобы все хорошенько взвесить. Если прежде у него еще были какие-то иллюзии, то теперь ему стало совершенно ясно, что уговорить генерала уладить конфликт единственно разумным и простым путем не удастся. Видимо, генерал решил замять эту историю, как некогда в Батчелоре. Дело не только в том, что это аморально; полковник Росс не был уверен, что это вообще сейчас выполнимо. Но ведь для генерала все разумные доводы ничто по сравнению с тем обстоятельством, что Бенни не только отличный командир группы, лучший в мире командир группы, но и преданный друг, что и на этот раз всему виной лишь его преданность, он просто не в силах был сдержаться; поэтому единственный способ повлиять на генерала Била — это сразу же категорически заявить, что замять эту историю уже не удастся. Усилием воли полковник Росс заставил себя собраться и трезво оценить ситуацию.

Он не сомневался, что и капитан Хикс, и лейтенант ЖВС Турк, и этот чернокожий техник рассказали своим друзьям о вчерашних приключениях. Те рассказали своим знакомым, а поскольку в этой истории замешаны командующий и такая заметная фигура, как подполковник Каррикер, можно смело сказать, что подробности происшествия очень скоро станут известны всему гарнизону. Теперь уже ничего не изменишь, и к вечеру все будут знать, что Бенни расквасил нос негритянскому летчику, а генерал отправил его под арест.

Но это еще не самое страшное, считал полковник Росс. Поговорят-поговорят — и через пару дней забудут. А вот как быть с избитым летчиком и другими чернокожими пилотами? Захотят ли они пойти на мировую и забыть о происшествии? В глубине души полковник не сомневался, что, скорее всего, так оно и будет, во всяком случае, если повести дело с умом. Наверное, Ботвиник прав: ничего они не сделают, пошумят и разойдутся.

Во-первых, не следует забывать, что эти смутьяны — еще совсем мальчишки. Росс достаточно поработал в судах по делам несовершеннолетних и по опыту знал, что подростки неспособны на длительную целенаправленную деятельность, если ими не руководит кто-то более зрелый и опытный. Кучка юнцов может перебить стекла в пустом доме — собравшись вместе, мальчишки всегда храбрятся друг перед другом; но, стоит появиться полицейскому или кто-то крикнет, что идет полиция, они тотчас же разбегутся. У них нет сплоченности. А эти молодые летчики здесь одни, без друзей, да еще под гнетом такой мощной организации, как армия.

Во-вторых, следует помнить, что они — цветные. В суде Росс самым решительным образом и с негодованием оборвал бы всякого, кто позволил бы себе даже туманный намек на то, что различия в цвете кожи могут как-то повлиять на исход дела. Однако тут этого обстоятельства нельзя было не учитывать. Росс никогда не претендовал на то, что прекрасно разбирается в психологии цветных, как это нередко — и, возможно, не без основания — утверждают о себе южане. Подобно большинству северян, редко сталкивающихся с расовыми проблемами, он всегда считал, что несправедливо, да и неумно, обвинять какую-то социальную группу в отсутствии тех или иных качеств, которые и не могли у них развиться, поскольку этому мешали целенаправленные усилия другой, заинтересованной части общества. Но, как бы там ни было, из своего богатого жизненного опыта Росс хорошо знал, что можно ждать от сограждан с черным цветом кожи, и, как это ни печально, вынужден был руководствоваться этим знанием в своих поступках.