Джеймс Коззенс - Почетный караул

Капитан Эндрюс даже немного покраснел — он явно не ожидал такого великодушия, разом решавшего все проблемы.

— Огромное тебе спасибо, Нат, — сказал он с сомнением в голосе. — Правда, спасибо. Но с какой стати я вдруг возьму твою машину, да еще бензин… А как ты утром поедешь на службу?

— Так я же говорю — часам к пяти-шести ты уже вернешься, — продолжал настаивать Хикс. — А я еще в здравом уме и раньше четверти восьмого на службу не выезжаю.

— А если самолет опоздает, или у нас шина спустит, или еще что…

— Думаю, не развалюсь, если один раз прокачусь, как все, на автобусе. Слушай, давай ты мне быстренько скажешь, какой я замечательный, великодушный человек и настоящий друг, и сядем пить кофе. А что с Кларенсом? Он что там, провалился, что ли? — Хикс постучал кулаком в дверь ванной.

Дверь тотчас же открылась, и в щель высунулась голова капитана Дачмина. На щеках белели остатки мыльной пены. Он уже почти закончил бриться.

— Все-таки не успел. А я был уверен, что вы еще минуты три протреплетесь. Предлагаю компромисс: ты мне позволишь закончить, а за это я пущу тебя побриться. Привет, капитан. Извини за вчерашнее вторжение. Но мне просто больше некуда было его деть.

— Ничего страшного, — сказал капитан Эндрюс, — не мог же ты отправить его в таком состоянии на базу. Да его бы моментально задержали на КПП. А зачем ты его так накачал?

— Я его накачал? — воскликнул капитан Дачмин. — Нет, как это вам нравится? Говорю вам, он надрался совершенно самостоятельно. Откуда я мог знать, что ему так мало надо… Я его до вчерашнего дня в глаза не видел…

— Слушай, давай поживее, — сказал Хикс.

— Слушаюсь, сэр. — Капитан Дачмин бросился обратно к раковине, взял бритву и, глядя в зеркало, принялся энергично скоблить подбородок. — Ведь как все вышло, — продолжал он. — Сидим мы, значит, на свежем воздухе, на солнышке и забавляемся с голубями. Их нужно было ремобилировать. Что это такое, лучше не спрашивайте. Достаточно сказать, что стремление голубя вернуться домой основано, как мне объяснили, на чувстве голода и инстинкте размножения. Короче говоря, все это тянулось целую вечность. К вечеру устали, как собаки. Наконец погрузились в джип, который я реквизировал для поездки, и, подгоняемые чувством голода и инстинктом размножения, сами подались в сторону дома. Вскоре мы уже пропустили по глотку пива и по капле виски…

— Поторопись, пожалуйста, — сказал Хикс.

— Я и тороплюсь. Ты что, хочешь, чтобы я пришел на службу плохо выбритым? Так вот, мы сидели в баре «Шахерезада», и лейтенант на вид был в полном порядке. Он все пялился на курочек; но ты же знаешь — я всегда был чужд грубого торгашеского духа. Ну уж нет, решил я, это будет позором для ВВС, если я не раздобуду что-нибудь получше для собрата офицера дружественного рода войск…

— Да ты брейся, брейся…

— А я что делаю? Да, и тут я вспомнил про Джун. — Он расплылся в широчайшей улыбке, приложил руки к мясистой груди и, размахивая бритвой, пропел: — О Джун, я нем, как эти горы… — но тут же умолк и принялся торопливо скрести бритвой щеку. — Я сегодня в голосе, — сказал он. — Погодите, вот поднимемся в воздух — там уж я спою, если, конечно, Мэнни даст сегодня самолет. Так вот, и еще я с крошкой Эмеральдой одно дельце не довел до конца, а ее тетка вроде бы собиралась уехать в Тампу. Короче, я ей позвонил, и оказалось, что тетя и вправду укатила. Случай предлагает, а юность уступает.

Видно было, что капитана Эндрюса коробит от рассказов Дачмина. Сам он вел жизнь трезвую и целомудренную, и, хотя не в его правилах было становиться в позу праведника и осуждать поступки ближних, про себя он не одобрял поведение приятеля. Ему явно не хотелось все это слушать. С другой стороны, он боялся, что товарищи сочтут его ханжой. Хикс не сомневался, что Дачмин прекрасно видит сомнения, терзающие Эндрюса, и получает от всего этого огромное удовольствие. Капитан Дачмин тоже не любил осуждать образ жизни других людей, но, в конце концов, что может быть естественнее для мужчины, чем желание выпить пару кружек пива и завалиться в постель с хорошенькой девушкой. Если мужчина не испытывает такого желания, у него что-то не в порядке; а что касается тех, которые такие желания испытывают, но по каким-то надуманным поводам все же воздерживаются от земных радостей, то их поведение всегда казалось Дачмину верхом глупости.

— Итак, — сказал капитан Дачмин, — мы со скоростью света перемещаемся в район цели. Лейтенантик вроде бы держится неплохо. Очень бойко поддерживает вступительную светскую беседу и взаимный обмен комплиментами. Я готовлю напитки, мы вырубаем лишний свет, чтобы не испортить зрение. — Он вытер лезвие и стал плескать себе водой в лицо, продолжая в промежутках рассказывать дальше: — Потом мы с малышкой Эмеральдой незаметно отчаливаем на веранду в роскошный широкий гамак с целью изучения небесных светил, которые, как на грех, упорно не светили, поскольку небо было сплошь покрыто тучами. Лейтенанта же мы оставили в добром здравии. — Дачмин вытер лицо, потом провел полотенцем по раковине и бросил его на пол. — Ой, что это! — вдруг вскрикнул он и показал пальцем на что-то за спиной Хикса; тот непроизвольно оглянулся. Капитан Дачмин молниеносным движением схватил с полки принадлежавший Хиксу лосьон и щедро плеснул себе в ладонь. — Я к нему не прикасался, — сказал он, ставя флакон на место и растирая щеки лосьоном. — И тут, — продолжал он, лучезарно улыбаясь, — разразилась катастрофа. Просто стыд и срам! Надеюсь, это не дойдет до начальника службы связи. Не что иное, как «поведение, недостойное офицера». Когда нежное сердечко Джун трепетало от страсти, когда она уже разомлела от милых глупостей, которые он ей нашептывал, лейтенант вдруг возьми да и засни на полуслове. Поймите, на него мне совершенно наплевать, но я-то в каком положении! Малышка Эмеральда, изучавшая звезды заочно — с радующим меня энтузиазмом и, я бы даже сказал, самозабвенно, уже почти завершила курс. Ее талантливый учитель готов был увенчать ее старания дипломом, как вдруг на веранду вылетает Джун, разгневанная, как любая женщина на ее месте. Лакомый кусочек уплывает от меня. Приходится реанимировать лейтенанта и искать такси! Какой плачевный конец так дивно начавшегося вечера!