Михаил Строганов - Лексикон Таро

«День Страшного Суда есть не что иное, как второе рождение и пробуждение усопшего, разрушение смерти, которая пребывает в четырех стихиях; тогда земной покров будет снят и все, что родилось из Вечного, снова прорастет и оживет. Что же родилось из смерти, т. е. из четырех стихий, как-то скотина и вообще всякая жизнь четырех стихий, то не обретет уже более тела. И если дух пребывал только в четырех стихиях, то он разрушится также вместе с ними и от него останется лишь видимая фигура стихийного существа, т. е. форма четырех порождений. А то, что происходит от Вечного — от вечного центра жизни, то есть и пребывает вечно…»

Яков Бёме «О тройственной жизни человека»

Основополагающий культурный код так же находится в существующих погребальных традициях и обычаях поминовения, в общепринятых канонах «искусства и философии мертвых».

Ключом к этническому менталитету служит комплекс бытовых, социальных и религиозных рефлексий представителей данного народа на умирание и мир мертвых.

Следовательно, чтобы понять «чем дышит» обыватель страны N можно посетить ее кладбища и понаблюдать за народными традициями почитания мёртвых. Или посмотреть, как относится данное население к теме смерти, почтению и защите чести умершего в массовом искусстве, составляющим добрые 90 % его духовной жизни.

Анализ скреп «жизни со смертью» позволяет понять, через какие испытания будет проходить это население или этот народ в ближайшее время, и какая участь ожидает их в момент очередного Страшного Суда.

Цитата:

«Когда окончательно окажутся ненужными искусства, науки, творческая фантазия и интеллектуальные способности человека, и между людьми не останется ничего кроме раздоров и распрей. Вот тогда и начнется Страшный Суд.»

Уильям Блейк

Ключ:

«Чудилось мне, что я нахожусь где-то в России, в глуши, в простом деревенском доме.

Комната большая, низкая, в три окна; стены вымазаны белой краской; мебели нет. Перед домом голая равнина; постепенно понижаясь, уходит она вдаль; серое, одноцветное небо висит над нею как полог.

Я не один; человек десять со мною в комнате. Люди всё простые, просто одетые; они ходят вдоль и поперек, молча, словно крадучись. Они избегают друг друга — и, однако, беспрестанно меняются тревожными взорами.

Ни один не знает: зачем он попал в этот дом и что за люди с ним? На всех лицах беспокойство и унылость… все поочередно подходят к окнам и внимательно оглядываются, как бы ожидая чего-то извне.

Потом опять принимаются бродить вдоль и поперек. Между нами вертится небольшого росту мальчик; от времени до времени он пищит тонким, однозвучным голоском: «Тятенька, боюсь!» — Мне тошно на сердце от этого писку — и я тоже начинаю бояться… чего? не знаю сам. Только я чувствую; идет и близится большая, большая беда.

А мальчик нет, нет — да запищит. Ах, как бы уйти отсюда! Как душно! Как томно! Как тяжело!.. Но уйти невозможно.

Это небо — точно саван. И ветра нет… Умер воздух, что ли?

Вдруг мальчик подскочил к окну и закричал тем же жалобным голосом:

— Гляньте! гляньте! земля провалилась!

— Как? провалилась?!

Точно: прежде перед домом была равнина, а теперь он стоит на вершине страшной горы! Небосклон упал, ушел вниз, а от самого дома спускается почти отвесная, точно разрытая, черная круча.

Мы все столпились у окон… Ужас леденит наши сердца.

— Вот оно… вот оно! — шепчет мой сосед.

И вот вдоль всей далекой земной грани зашевелилось что-то, стали подниматься и падать какие-то небольшие кругловатые бугорки.

«Это — море! — подумалось всем нам в одно и то же мгновенье. — Оно сейчас нас всех затопит… Только как же оно может расти и подниматься вверх? На эту кручу?»

И, однако, оно растет, растет громадно… Это уже не отдельные бугорки мечутся вдали… Одна сплошная чудовищная волна обхватывает весь круг небосклона.

Она летит, летит на нас! Морозным вихрем несется она, крутится тьмой кромешной. Всё задрожало вокруг — а там, в этой налетающей громаде, и треск, и гром, и тысячегортанный, железный лай…

Га! Какой рев и вой! Это земля завыла от страха…

Конец ей! Конец всему!

Мальчик пискнул еще раз… Я хотел было ухватиться за товарищей, но мы уже все раздавлены, погребены, потоплены, унесены той, как чернила черной, льдистой, грохочущей волной!

Темнота… темнота вечная!

Едва переводя дыхание, я проснулся.»

Иван Тургенев «Конец света»