Анатолий Иванов - Ермак

— Темной ночью сесть на струги и бежать на Русь! Вот она — стылая осень, а за ней зима. Ни один казак не доживет до зеленой травы.

Глухой рокот, словно ветер, пробегал по кругу.

— Ране не погибли, а ноне погибнем тут, и костей ворон на Дон не снесет.

— На черта нам Кашлык?!

— Все ханское богатство в нем!

— Да почто все-то? — Федька Замора выскочил вперед. — Мало других городков? Прощупаем еще пару-тройку, да и домой!

— Верно-о! А то зачнутся морозы — околеем тут!

— А куда домой-то? К Строгановым? — выступил Савка Керкун. — Так они за припасы, за всякое снаряжение спросят. А ни золота-серебра, ни мягкой рухляди для расчету с ними у нас пока нету.

— А можа, на Волгу? На Дон?

— А тама стольник Мурашкин ждет со стрельцами! Забыли!

Федька Замора невольно потер шею.

— Что, царский топор чуешь? — спросил Ермак.

Казаки загоготали.

Ермак встал. Вышел на середину круга. Снял шапку, поклонился на четыре стороны. Шум и гам пошел на убыль.

— Кто тут про морозы говорил? Верно, околеем, коли назад двинемся. Навстречь воды до ледостава нам не выгрести.

В гуще людей угрюмо сидел Анфим Заворихин. Рядом с ним — тощий казачишка по имени Осташка.

— Казаки! — сорвался он с места. — Ежели Кашлык не взять, а из Сибири этой проклятой не уйти… что же тогда получается? Пораскиньте-ка головами, у кого есть, ну-ка?!

Гам и говор стали будто волной откатываться, утихать.

— А то получается, казаки, что завел нас сюда Ермак-атаман на погибель, на смерть лютую!

Притих казачий круг. Зловещая тишина эта могла обернуться и так, и этак. Ермак понимал, что время терять не надо.

— Спасибо тебе, Осташка, что круг угомонил, — сказал он. — Значит, выбор у нас, казаки, один — кровь с носу, а Кашлык брать надо. Неужто отсель своротим? Предадим те, что головы сложили, тех, кого по именам выкликали, сосчитывали… предадим? Другой раз закопать их хотите? Казачья клятва от века нерушима. И слава наша вознесется на том холме! Вся Русь поклонится нам. Попы в церквах помянут. От отцов к детям пойдут наши имена.

— Нет у нас возвратного пути. Один только — чрез реку.

— А если не удержимся?

— Псы скулят, а не люди. Если есть силы бежать, кто поверит, что их не осталось, чтобы драться?

Казачий круг постепенно успокаивался. В разговорах появилось размышление.

— Да, как возьмешь эту чертову крепость? Татарьев тьма, доспешны они, сказывают, у них даже пушки есть.

— Это уже мое атаманское дело, как взять. Доспехов и у нас прибавилось. А пушки, — Ермак усмехнулся, — пушки татарские вон Кузьмич обещался заговорить. Он умеет.

По кругу потек веселый говор.

— Только… — возвысил голос Ермак… — Только еще раз объявляю: как повоюем ханский город — бедный люд не забижать. Коли озлобим мы его — не удержаться нам в Сибири. Помните, только тот, кто за Кучума стоит, наши супротивники.

— И я — за то, чтоб в Кашлыке зимовать, — вскочил в круг Заворихин. — Только, спрашиваю, что это за жизнь будет? Девок атаман трогать запрещает. И черных людишек трясти не велит. А много ль тогда в Сибири добычи возьмешь?

Возник и покатился ропот.

— Я к тому, — надрывался Заворихин, — что мурз да князей всяких, что за Кучума стоят, в Сибири немного, а черных — тьма-тьмущая. За Кучума они али нет, а до дюжине шкурок с каждого — и всем по ноздри хватит, и вам, и хозяевам вашим, Строгановым, которые сюда снарядили вас.

Ермак хмуро слушает Заворихина.

— Я, казаки, — не казак. Но давненько уже сомнения меня берут: че это атаман такой добрый к иноземцам? И откуда друзья тут старые у него? Вогул Игичей вон, к примеру. Не со здешних ли ты мест, Ермак Тимофеич?

— Со здешних! — Ермак выдернул саблю, с размаха воткнул ее в землю перед собой.

Снова притих круг.

— Со здешних я почти мест, казаки. И Строгановы мне давние знакомцы. Знаю, что они за люди, а потому не признаю их хозяевами над собой.

Загудел круг, как потревоженный улей.

— А кого же признаешь? — с издевкой промолвил Заворихин.

— Никого! Мы, казаки, — люди вольные.

— Слава Ермаку-у! — взорвался круг.

— Слава-а! — полетели в воздух шапки.

— Даешь Кашлык!

— Веди, атаман!

Под эти крики Мелентий стукнул каблуками и, разбрызгивая грязь, пошел в пляс под частую песню.

…Было хмурое серое утро. Струги почти вплотную пересекали Иртыш. Еле шевелили веслами, чтоб не шуметь. Ермак стоял под знаменем Спаса на ертуальном струге. Рядом с ним взволнованно вглядывались в приближающийся темный яр Иван Кольцо, Никита Пан, Мещеряк.