Сергей Минутин: Странник и Шалопай

«— Арчибальд Арчибальдович, водочки бы мне…

Пират сделал сочувствующее лицо, шепнул:

— Понимаю…сию минуту — и махнул официанту.

Через четверть часа Рюхин, в полном одиночестве, сидел, скорчившись над рыбцом, пил рюмку за рюмкой, понимая и признавая, что исправить в его жизни уже ничего нельзя, а можно только забыть».

Люди, люди. Воланд улыбнулся миру, небу, земле, ведь были искры, из которых возгоралось пламя, и будут ещё.

Сгубило Странника старание. Он прожил бы не 100 лет, а раз в пять больше, если бы старался во столько же раз меньше.

Уже в детском саду слова «старание» и «Странник» были неразделимы. Он даже в яслях старательно пыхтел, собирая из деревянных кубиков, цилиндров и пирамид строительные конструкции непонятной архитектуры. Это был процесс, и процесс шёл, а вместе с ним рос и Странник.

В школе Странник тщательно рисовал палочки и нолики, постигая основы написания букв. И точно, этого было вполне достаточно, чтобы научиться писать и буквы и цифры. Ему бы на этом и остановиться.

Но его увлекли основы наук, он начал под присмотром учителей учиться извлекать из букв и цифр различные смыслы и грани жизни.

За этим занятием незаметно прошло время, отпущенное детям взрослыми для школьных занятий. Надо было стараться дальше. И он старался.

Странник поступил в вуз, а вместе с ним и вступил в возраст осмысленья смыслов. Это была высота. В итоге ему дали синий диплом и синий ромбовидный значок. Он, конечно, мог получить и красный диплом и красный значок, но было препятствие на пути. Рядом с вузом продавали водку — очень серьёзную альтернативу старанию.

И вот, наконец, наступил конец осмысления смыслов всех знаний, накопленных человечеством. Ясли, детсад, школа и вуз научили странника жить в обществе таких же, как и он, людей. Теперь общество было вправе требовать от него отдачи. Так он вступил на тропу осмысления смыслов смысла жизни.

Странник был готов стараться дальше, но тут он налетел на риф простейших слов тех, кто этот путь уже прошёл: «Забудь всё то, чему тебя учили».

Странник сначала рот открыл от удивленья, мол как же так, а как же буквы, цифры, смыслы. В открытый рот опять налили водки и первый тост произнесли: «Хочешь расти, будь тише, ниже, ни суйся никуда, а лучше не высовывайся вовсе. Страна не та, не те и смыслы».

Странник всё понял сразу и начал совершать карьерный рост — движение по аппарату.

Не раз он опускал в кружку с водкой то звёздочку, то медаль, печально размышляя: «И на хрена я в садике старался, пыхтел за школьной партой, в вузе старательно писал диплом, хватило бы яслей и ясельных игрушек».

За этим размышленьем смысл жизни ускользал.

Странник сник, чем дальше двигали его по аппарату, тем меньше смысла в жизни оставалось.

И, наконец, старанье испарилось. «Забил» на всё он наглухо и крепко. Но было уже поздно. Он сразу помер, но не тут–то было. Господь заметил его подвиг, «забить» на всё, когда всего полно и можно ещё больше получить, это серьёзная заявка на проблеск Духа в теле человека.

Да что там проблеск, это огромный пласт тепла и света для божьей радости от жизни человека. Странник, как блудный сын, «забил» на всё и вновь к Отцу вернулся. Он вроде безупречным стал, а что есть безупречность?

Вопрос не прост. Как вор не осквернивший себя работой и погонами безупречен перед своим миром, так и служивый человек в погонах и в работе безупречен перед миром своим. Но при чём здесь Бог. Служивые и воры легко укладываются в рамки слов «беспощадны к врагам», а если все враги перевелись, то чем себя занять?

Поэтому Господь не очень это слово чтит.

Жить безупречно, без упрёка невозможно. Звучит абсурдно «безупречно грешен», как вор, или «безупречно свят», как человек служивый. Оттенки у любого есть явленья. Чем выше столб, тем тень длиннее.

Безупречность не есть предмет стремленья к Абсолюту, так как слишком широко толкуется оно.

В среде чиновников безупречным считается холуй и подхалим.

В среде силовиков — рубаха парень, тот, что готов под пули лезть и водку пить, обычно оба дела совмещая.

Но вот возьмём среду творцов: художников, писателей, поэтов, музыкантов. Кто безупречен среди них? А если безупречен, то перед кем? Перед своей средой таких же как они. Да им плевать на всех, лишь свой талант лелеют. Но всё же кто–то и над ними есть, и это тот, кто вдохновляет. Но, вдумайтесь, вопросов сразу сколько возникает. Тот, кого никто не видел, готов сказать себе: «Я безупречен». Едва ли, он может лишь сказать: «Я очень старался вдохновить как можно лучше, но получилось то, что получилось».