Одновременно с Гавацци, прямо за ней, вошли в подъезд два незнакомца с какой-то молодой женщиной. Г авацци за стенами «Ломбардэ» становится, как известно, другим человеком. Чувствует себя немощной, бесполезной, бессильной и готова бить отбой: сесть на трамвай и убраться восвояси. Если бы не эти трое, что шли следом…
Взбираясь по узкой лестнице:
— Никуда не денешься, кто-нибудь из родственников непременно объявится. Будут путаться в ногах, во все соваться, давать указания, но ни одной лиры из них, конечно, не вытянешь.
Когда запыхавшаяся Гавацци (сердце подступило к горлу) добралась до площадки, на которую выходила дверь квартиры Берти, той троице оставалось до нее всего несколько ступенек.
— Вы кто такие? — обернулась она к ним.
Тот, что помоложе, похож на преподавателя латыни и греческого; ученики, пока он пишет на доске, наверняка вытворяют за его спиной бог знает что. Очень красивые чернильно-черные глаза его под роговыми очками исполнены мудрости и библейского долготерпения.
— Мы из секции социалистической партии Порта Вольты. Я вроде как бы секретарь…
Гавацци: — «Вроде» или на самом деле? — При этом она смерила его взглядом с головы до ног: кажется, он пришелся ей по вкусу.
Молодой человек улыбнулся. Улыбка ей явно понравилась. И, тотчас посерьезнев, добавил:
— Узнав, что наш товарищ Берти, бедняга… А вы кем ему?
Гавацци: — Что за чепуха? Разве Берти — член партии?
— Со второго ноября сорок пятого года. Это точно, мы подняли документы.
Как бы в поисках поддержки, молодой человек оборачивается к пожилому.
У того блаженная физиономия, под адамовым яблоком бантик, продернутый в золотой кружочек, какие носили когда-то маклеры по продаже скота.
— Это наш секретарь по оргвопросам, — пояснил молодой.
Гавацци(прежде чем что-либо сказать, надо выяснить): — И часто он бывал в ячейке?
— Почти никогда.
Молодой снова обернулся к пожилому; тот благодушно махнул рукой — дескать, не надо быть слишком требовательным, — и сказал:
— Но уж раз в год непременно: платил членские взносы и давал на «Аванти!» [14] «Аванти!» («Вперед!») — орган итальянской социалистической партии.
.
Ввиду того, что Гавацци их дальше лестничной площадки не пускает, молодой, набравшись духа:
— Не знаю, кем вы ему… Во всяком случае, вот…
И извлек из внутреннего кармана пальто плотный лист бумаги, исписанный меньше чем наполовину корявым неуверенным почерком.
— Это, так сказать, духовное завещание. Он оставил нам его в запечатанном конверте, когда в последний раз приходил платить членские взносы. По квитанции мы установили, что это было двенадцатого января.
И снова взгляд в сторону секретаря по оргвопросам; тот кивает головой.
Молодой: — Он тут пишет, что, поскольку у него никого нет… или вы сами прочтете?
— Поскольку у него никого нет… и дальше что?
— Да ничего особенного. Благодарит нас (собственно, неизвестно, за что), просит проследить, чтобы его сестра… Простите, а вы не…
— Я ему никто.
— …чтобы его сестра не звала попов. Моя жена уже была у приходского священника— предупредила, чтобы он себя не утруждал… Вот это моя жена.
Молодая женщина: — Рада с вами познакомиться. Меникатти. — Она протягивает левую руку, потому что в правой у нее красный флаг. Он без чехла, туго свернут и перевязан сверху и снизу бечевкой.
Гавацци: — Очень приятно. Гавацци. Что ж мы стоим на лестнице?
И во главе троицы она вошла в квартиру, громко продолжая разговор:
— Значит, договорились: все расходы — пополам. Половину возьмет на себя завод, половину — ячейка. А такси за свой счет. Так?
Секретарь Порта Вольты(краснея): — Да, то есть нет. Дело в том, что у нас проводится сейчас подписка в пользу Алжира.
Он оборачивается к жене. Всем ясно, что вопрос уже обсуждался и что единодушного решения принято не было. Теперь он оборачивается к секретарю ло орг-вопросам.
— Деньги-то есть, но мы не можем их трогать.
Гавацци: — Ничего, тронете! Устроить достойные похороны миланскому пролетарию — та же помощь алжирцам.
Они вошли в комнату покойного. Берти лежит как-то вкось у стены, на тахте. Гавацци ограничилась беглым взглядом в его сторону.
Долго возиться она не намерена. В каждую данную минуту она может заниматься только чем-то одним, а сейчас голова ее занята кое-чем поважнее.
— Завтра хоронить рано. Давайте в воскресенье, а? В половине четвертого? В четыре? Решайте сами, когда лучше — в половине четвертого или в четыре. Но такси давайте возьмем у Арки Мира, а через парк пройдем пешком. По крайней мере, буржуйские дети захотят знать, почему хоронят без священника, и родителям придется объяснить причину или же изощряться в выдумках, чтобы причину утаить.
Читать дальше