Криста Вольф - Расколотое небо

Это желание было единственное, что показывало, какое насилие она совершает над собственной природой.

Если не полениться и взглянуть из поезда на небо, можно было заметить, что на нем не осталось ни облачка.

Риту все время мучил страх, как бы не упустить самого важного.

Она повторяла про себя названия станций и улиц, мимо которых лежал ее путь. О том, что было вправо и влево, она не знала и не желала знать. В этом гигантском, непонятном и страшном городе ей надо было держаться одной только тонкой и узкой полоски намеченного пути. Стоит отклониться, — и начнутся осложнения, которые приведут бог весть к чему.

Она ничего не спутала и не упустила. Спокойно, без спешки сошла она там, где надо. Заставила себя обстоятельно разглядеть товары в киосках на платформе (вот они, прославленные апельсины и шоколадки, сигареты и дешевые книжки…). Все было именно так, как она себе представляла.

Одной из последних она медленно подошла к контролю. И тут натолкнулась на группу людей, загородивших дорогу: они бурно изливали свою радость или горе — понять было трудно. Скорее всего и то и другое одновременно.

И вдруг в центре группы Рита увидела своего попутчика. Женщина, вместе с ним сошедшая с поезда, повисла у него на руке и рыдала взапуски с другими женщинами, которые, очевидно, вышли их встретить.

Рита невольно задержала шаг. И в ту же минуту ее взгляд скрестился с взглядом бывшего попутчика. Он узнал ее, в знак приветствия поднял руку — выбраться из кольца обступивших его женщин он не мог — и насмешливо улыбнулся.

Рита быстро сбежала по лестнице.

Для начала ничего хуже нельзя было придумать. Зачем этот субъект попался мне на пути? Неужели на мне, как и на нем, печать нечистой совести?

Она закрыла глаза, чтобы представить себе все так же четко и ясно, как на том плане города.

Сперва повернуть направо. Перейти на ту сторону широкой улицы, но прежде (это на плане не показано) переждать какое-то время, пока вышколенный полицейский элегантным жестом не остановит поток машин и не пропустит через улицу пешеходов. Свернуть на знаменитую торговую улицу (о ее красоте, богатстве и великолепии сложены такие легенды, что она не поспевает за своей репутацией); идти по ней до пятого перекрестка. Отсюда Рита пошла по менее шумным улицам, ни на шаг не уклоняясь от тонкой полоски на большом плане, которую видела перед собой гораздо явственнее, чем настоящие дома и настоящие улицы. Ни разу не спросив дорогу, она дошла до того дома, где жил Манфред. Мысленно она бывала здесь изо дня в день, а сейчас она увидела этот дом воочию. Она подавила в себе недоуменный вопрос: «Как может такой заурядный доходный дом на заурядной столичной улице стать вожделенной целью для беглеца?» Она вошла в прохладный вестибюль и только тут почувствовала, как жарко было на улице. Медленно поднялась она по лестнице, выстланной старым, но натертым до блеска линолеумом. Чем сильнее у нее билось сердце, тем тверже она знала: ты задумала нелегкое дело. Риск большой, и одной пускаться на него не следовало. Но передумывать поздно.

Вот она уже добралась до двери с начищенной медной дощечкой. Слабо звякнул звонок. Послышались шаги. Дверь отворила тощая женщина в черном, по всей вероятности, тетка Манфреда.

Весь дом пропах какой-то кислятиной от стараний сохранить приличный вид. Он балансировал на краю бездны — непосредственно за этой улицей начинались рабочие кварталы. Кислый запах и натертый линолеум проникли и в темную прихожую, куда Риту впустили с явной неохотой. Она смущенно вошла в комнату и только тут, при дневном свете, посмотрела на тощую женщину, которая потребовала кое-каких разъяснений, прежде чем допустить незнакомую девушку к племяннику.

Да, это была сестра фрау Герфурт. Судьба, правда, обделила ее по сравнению с покойницей, если только можно сказать, что у мертвого есть какие-то преимущества перед живым. Должно быть, злорадная извилинка в складке ее губ, превосходно уживаясь с жалостью к себе и ханжеской скорбью, говорила именно об этом: наконец-то у нее, живущей, есть бесспорное преимущество перед умершей сестрой.

— Прошу вас, — пригласила она. С тех пор как племянник поселился у нее, она впервые впустила к нему посетителя.

Все слезы, пролитые Ритой потом, относились, собственно, к тому, что она увидела, когда вошла в его комнату.

Манфред сидел спиной к двери и, облокотись на стол, вплотную придвинутый к окну, читал книгу: да, это был его узкий затылок, коротко остриженные волосы с хохолком на макушке, его по-юношески ссутулившаяся спина. Когда дверь открылась и кто-то вошел (он решил, что тетка), он не шевельнулся, но читать перестал и весь напружинился для отпора. Не услышав оклика, он в конце концов не спеша обернулся. Его холодный, неприязненный взгляд яснее всяких слов сказал Рите, каково ему приходится в этой комнате.