Азия Биби - Приговоренная. За стакан воды

— Теперь она как новая, — говорила мне торговка Фарах, которая отводит туда сына Зоеба каждую пятницу после молитвы. — Жаль, что ты не можешь побывать там, Азия… Ты бы увидела, как они все выкрасили в белый цвет и выложили маленькими голубыми плитками. Вышло очень красиво.

Про себя я подумала, что было бы неплохо, если бы в следующий раз, стремясь к обновлению деревни, разобрались бы со сточными водами.

Дорога к полю казалась мне в тот день бесконечной. Вокруг до самого горизонта была только растрескавшаяся пересохшая земля. Подняв глаза, я почти нос к носу столкнулась с женщиной, чье лицо было закрыто истрепанным покрывалом. Она протянула руку за подаянием. Ребенок, сидевший у нее на плечах, был весь в грязи. Похоже, они действительно были нищими. Женщина молча помахала рукой перед моим лицом, а затем стыдливо откинула покрывало. Меня охватил ужас: черты ее лица буквально оплыли, кожа была разъедена, глаза почти ничего не видели… Я поняла: ее лицо было сожжено кислотой.

— Кто это сделал?

— Мой муж. Он обрызгал меня кислотой во сне, просто так, безо всякой причины. Это было уже давно.

Я пожалела ее, но у меня не было с собой даже апельсина. Обернувшись, я указала на деревню в нескольких сотнях метров от нас.

— Зайди завтра, у меня будет кое-что для тебя. Мой дом на углу улицы, с синими железными воротами. Спроси, где живет Азия — тебе покажут.

Она поблагодарила меня, коснувшись лба, и пошла в противоположную сторону.

Наконец я добралась до поля. Около пятнадцати женщин уже собирали ягоды. Согнувшись пополам, сгорбив спину, они наполовину скрывались в траве. На такой жаре день обещал быть изнуряющим. Но мне нужны были эти 250 рупий. Несколько женщин улыбнулись, приветствуя меня. Я узнала свою соседку Мусарат, швею из моей деревни, и сделала ей знак рукой, но она тут же опустила голову в заросли. Мусарат не из крестьян, я редко ее вижу в поле. «Видимо, ее семье сейчас приходится несладко», — подумала я. В конце концов, бедность поджидает каждого. По пути из дома я каждый раз проходила мимо ее ворот. Они всегда были приоткрыты, и видела, как, сидя во дворе, где бродили куры, она весь день строчила на старой швейной машинке. Мне она не казалась злой, но в деревне ее считали старой мегерой, которой вечно надо знать обо всем, что происходит вокруг.

Сурового вида женщина в заштопанной одежде приблизилась ко мне и протянула желтоватую корзину:

— Если ты наполнишь ее, то получишь 250 рупий, — сказала она, не подходя вплотную.

Посмотрев на огромную емкость, я подумала, что ни за что не управлюсь до заката. Моя корзина была намного больше, чем у остальных: так мне давали понять, что я христианка… Это часто бывает. Христианам платят меньше, чем мусульманам. К счастью, Ашик не страдает от подобной несправедливости: в мастерской он получает 6000 рупий в месяц, как и остальные. Его начальник не делает различий между мусульманами и христианами.

Сбор азиатских ягод требует большого внимания. Это изнуряющая работа. Приходится прокладывать себе дорогу среди тернистых зарослей, выискивая крошечные ягодки. Раздвигая колючие, царапающие руки, ветви, я бережно снимала один за другим маленькие красные шарики. Мне казалось, я проделывала это снова и снова уже целую вечность, но корзина наполнилась лишь наполовину. Несмотря на все предосторожности, мои руки были исцарапаны, а кончики пальцев — влажные и алые, будто я окунула их в чан с краской. Солнце пекло нещадно: к полудню температура наверняка поднялась выше 45 °C. Я истекала потом, чувствуя себя совершенно разбитой от этой удушающей жары. Мне вспомнилась река, на берегу которой стоит наша деревня. Как мне хотелось окунуться в нее, чтобы освежиться!

Но искупаться было негде. Тогда я выбралась из колючих кустов и подошла к колодцу в нескольких десятках метров от поля. От старого камня веяло приятной прохладой. Нагнувшись, я заглянула вглубь, чтобы посмотреть, есть ли на дне вода. Это всякий раз напоминает мне об одном несчастном случае. Мне было девять лет, когда встревоженная тетя Нур зашла к нам в дом.

— Ты не видела Шана? — спросила она у мамы.

— Нет. А ты, Азия?

Трехлетний Шан был моим кузеном.

— Нет. А что случилось?

Тетя была вся в слезах.

— Он пропал час назад, и никто не знает, где он. Никто его не видел.

Жители деревни искали до утра, но все был напрасно. А на следующий день одна из местных женщин пошла к колодцу и увидела в нем маленькое тельце Шана. Накануне никто и не подумал туда заглянуть. Теперь, наполняя ведро водой, я всякий раз вспоминаю об этой трагедии. То событие произвело на меня неизгладимое впечатление, и я запретила детям подходить к колодцам — даже старшей дочери, которой было тринадцать.