Эйлин Гудж - Две сестры

— Уж поверь мне, — подтвердила бывшая танцовщица, и Керри-Энн ни на секунду не усомнилась в том, что та говорит правду. Легкость, с какой мисс Хони сгладила возникшую неловкость во время вечеринки, показала ей, из какого теста слеплена пожилая женщина: под яркой оберткой скрывались стальная воля и сильный характер. — И это сработало. Его сами-знаете-что усох на месте, и он поплелся прочь, как побитая собака. Потом-то я поняла, что он запросто мог меня убить — хотя, если бы у него оказался пистолет, это было бы его единственное оружие.

Керри-Энн рассмеялась, и Линдсей, несмотря на отчаянные попытки сохранить серьезность, присоединилась к ней. Они хохотали от души, и смех помог им окончательно снять возникшее напряжение.

В Лагуну Голубой Луны они вернулись незадолго до полуночи. Когда Керри-Энн подъехала к дому, темнота за окнами была такой же глубокой и непроницаемой, как и океан, негромкое бормотание которого доносилось снизу. Ночной мрак лишь изредка разрывали зловещие огоньки, вспыхивающие в кустах в свете фар ее машины. Даже звезды куда-то попрятались, и она различала лишь туманные силуэты деревьев и домов вдалеке.

Керри-Энн понимала, что не может больше откладывать рассказ о том, что привело ее сюда. Чем дольше она будет ждать, тем в более неприглядном виде предстанет перед сестрой. Линдсей наверняка сочтет себя обманутой. Но было уже поздно, все они устали, и, учитывая происшедшее на вечеринке, пожалуй, стоило все-таки отложить неприятный разговор до утра. Остановив машину перед домом, она все еще спорила сама с собой, так и не придя к какому-либо решению.

Вскоре они остались одни в комнате сестры и погасили верхний свет. Линдсей лежала на своей старинной кровати на столбиках, а Керри-Энн заняла кушетку у окна. Линдсей дала ей старомодную фланелевую пижаму до пят — коротенькая ночная рубашка, которую привезла с собой Керри-Энн, оказалась слишком тонкой и поэтому холодной для здешнего климата, — и хотя пижама была совсем не в ее стиле, она чувствовала себя в ней уютно, тем более укрывшись одеялом до подбородка. Но сон бежал от нее — день выдался богатым на события, да и тревога о будущем не отпускала. Она думала о том, что ей предстоит.

— Линдсей, ты не спишь? — прошептала она.

— М-м? — сонно пробормотала сестра.

— Э-э, я должна сказать тебе кое-что.

— Что именно?

— Когда сегодня днем мы разговаривали в магазине, ну, о семье и прочем, я не сказала тебе, что… — Керри-Энн умолкла, страшась лишиться остатков расположения, которое могла питать к ней старшая сестра.

— Я слушаю! — поторопила ее Линдсей.

Керри-Энн зажмурилась и на выдохе быстро произнесла:

— У меня есть дочь. Ее зовут Белла. Ей шесть лет.

Послышался шорох и, открыв глаза, она разглядела в темноте Линдсей, сидящую на постели. Фигура сестры в ночной рубашке с оборками светлым пятном выделялась на фоне темного дерева изголовья.

— Почему ты не сказала об этом сразу? — В голосе Линдсей не осталось ни малейших признаков сонливости.

— Я боялась, что ты осудишь меня.

— Почему я должна осуждать тебя?

— Потому что я оказалась не очень хорошей матерью. Не пойми меня неправильно — свою дочь я люблю больше всего на свете. Но я… я все испортила. — Керри-Энн отчаянно старалась удержать слезы, которые вот-вот могли брызнуть из глаз. — Я не стану вдаваться в отвратительные подробности, но скажу прямо: я подсела на наркотики. В конце концов я так в этом погрязла, что перестала обращать внимание на что-либо, включая собственного ребенка.

— Где она сейчас?

— В одной приемной семье. У меня отобрали ее шесть месяцев назад, после того как полиция нагрянула ко мне с обыском.

— Какой ужас! Тебе пришлось нелегко, — негромким, отсутствующим тоном пробормотала Линдсей, как если бы ей вспомнился тот далекий день, когда при аналогичных обстоятельствах ее разлучили с Керри-Энн.

— Ты и представить себе не можешь, каково мне было. — Керри-Энн почувствовала, что ее подташнивает при одном упоминании о том, что случилось. — Я была жутко напугана. Ну и зла, естественно. Но сейчас я их не виню — они лишь делали свою работу. Однако, как говорят, нет худа без добра. Мне пришлось посмотреть правде в глаза, и я поняла, в кого превратилась. В тот же самый день я пошла в реабилитационный центр.

— Понятно. — Последовала пауза, в течение которой Линдсей переваривала услышанное. Наконец она спросила: — А как же ее отец? Где он?

— Кто знает? Иеремия исчез много лет назад. Он бросил нас, когда она была совсем крошечной. — Керри-Энн покрутила в пальцах медальон на цепочке, в тысячный раз спрашивая себя, где сейчас может быть ее бывший возлюбленный. Она даже не знала, жив он или умер. — Как видишь, мне некого винить, кроме себя. Наверное, я пошла в нашу мать не только внешностью.