Ирина Грекова - Пороги

— Намекнул.

— Послушайте, у меня идея. Это писал Шевчук!

— Зачем?

— Эксперимент. Проверяет модель поведения личности в стрессовой ситуации.

— Похоже. Он работает во всех жанрах. Почему бы ему не испытать себя еще и в этом?

— Не верю. У него честные глаза.

— Масленые.

— Честные масленые глаза.

— Нет, я знаю, кто писал. Дуракон.

— Идите к черту. Это я писала. Съели? Я умею обращаться с машиной «Наири», а Нешатов — нет.

— Тоже нашла аргумент! Нешатов — инженер, разберется в любой ЭВМ.

— Он, кажется, упоминал о том, что имел дело с «Наири».

— Вот видишь! Сам себе противоречишь! Если бы писал он, зачем ему было бы упоминать?

— А это было еще до собрания.

— Собрание, собрание! После этого собрания мы все рехнулись.

— За то, что автор — Нешатов, больше всего говорит позиция Анны Кирилловны. Что ей полагалось бы делать, когда подозревают ее любимого ученика? С пеной у рта бросаться на защиту. А она словно воды в рот набрала.

— У меня новая, свежая идея! Вдруг это писал Панфилов?

— Абсурд! Зачем ему жаловаться на самого себя?

— Для маскировки. Главный объект — Фабрицкий. Может быть, у Панфилова есть кандидатура на это место. Какой-нибудь зять. Фабрицкий ему надоел: выделяется, вылезает вперед. Без его разрешения водит в отдел журналистов, а те чирикают в газетах славу Фабрицкому.

— Брось! Панфилов не умеет печатать на ЭВМ.

— Значит, кто-то ему помогал.

— Кто?

— Товарищи, опомнитесь! Еще немного, и мы будем уже не научные работники, а горе-следователи. Эти разговоры надо запретить.

— Бесполезно. Все равно они будут, пока не найдется автор.

— Тише, ребята. Вот идет Игорь Константинович. Он у нас самый авторитетный. Спросим его.

— Игорь Константинович, как вы думаете, кто писал анонимки?

— А я об этом и не думаю вовсе. И вам не советую.

— Почему?

— По определению. Аноним — это автор письма или сочинения, пожелавший скрыть свое имя. Значит, у него были на это причины. Пойдем навстречу его пожеланиям, как говорится, уважим просьбу. В самом процессе поисков есть что-то глубоко непристойное. Если не ошибаюсь, в наполеоновском кодексе был пункт, гласивший: «Поиски отцовства запрещены». Так же я бы запретил поиски авторства анонимных произведений.

— И вам совсем неинтересно, кто это?

— Совсем.

— Ну, ладно, отбросим «кто». Поставим другой запретный вопрос: зачем он это писал?

— Писал, чтобы взбаламутить, внести разлад. Заставить нас подозревать друг друга. Нарушить целостность коллектива, образовать «язву выдувания». Кто бы он ни был — нас много, а он один. Ответим ему полным пренебрежением. Ему надоест, и он перестанет.

— А зачем ему понадобилось вносить разлад? Какой ему прок?

— Вообще причины человеческих поступков разнообразны и далеко не всегда очевидны. В них отнюдь не на первом месте стоит непосредственная заинтересованность, так называемая корысть. И далеко не на последнем — потребность самоутверждения. Вот, мол, какой я: захочу — напишу, потрачу полчаса времени и четыре копейки на марку, и целый коллектив будет плясать под мою дудку, будет выведен из нормального рабочего ритма. В его представлении мы марионетки, а он кукловод, дергающий за нитки...

— Вы говорите «он», как будто совершенно ясно, что «он» — это не вы. Вам хорошо, вас подозревать никто не станет. А любого из нас могут подозревать.

— Охотно включусь в вашу компанию. Подозревайте меня сколько хотите.

— Товарищи, внимание! Помолчите. Только что получил в свои руки важный документ, письмо в партком, составленное по вашему поручению. Разрешите зачитать?

— Валяй, зачитывай!

— Прошу прощения, зачитать можно книгу, а не бумагу. Зачитать — значит взять у кого-то книгу и не вернуть.

— Неважно, это тонкости. Пусть зачитывает.

«В партком НИИКАТ. Двадцать седьмого июня сего года состоялось специальное собрание третьего отдела под председательством проф. М.П. Кротова. Обсуждался поток анонимных писем, направлявшихся в течение последних месяцев в различные высокие инстанции и содержащих клевету на зав. отделом проф. А.М. Фабрицкого и ряд других сотрудников. Содержание анонимок и объяснительные записки А.М. Фабрицкого хорошо известны парткому, и нет надобности их пересказывать.

Обращаясь в партком с настоящим письмом, коллектив отдела хочет подчеркнуть лживость и злонамеренность всех обвинений, содержащихся в анонимках. Зав. отделом А.М. Фабрицкий все время вынужден отвлекаться от своих прямых обязанностей и писать объяснения по поводу абсурдных обвинений. Такое положение нельзя считать нормальным.