Ирина Грекова - Пороги

Зал бурлил, возмущаясь. На Анну Кирилловну было жалко смотреть. Гоша от нее отвернулся. «В настоящее время актуально стоит вопрос...» — попытался он вспомнить первую фразу доклада и ужаснулся: разве можно «актуально стоять»? Какая-то ерунда! Может быть, не «стоит», а «обстоит»? Еще глупее! Разве можно «актуально обстоять»? Окончательно запутавшись в родном языке, Гоша прикинул: а что, если начать прямо с дела: «Обозначим R вектор состояния системы...» Еще хуже. Надо начать с названия диссертации. Как она там называется? «Некоторые игровые подходы к решению задачи оптимального управления в условиях случайных возмущений»? Нет, не то. Последний вариант названия был не такой. Но какой?

На зеленом сукне стола лежали два переплетенных экземпляра диссертации. Гоша заглянул в один из них и с ужасом прочел на заглавном листе: «Математическое моделирование развития злокачественных новообразований». Боже мой! Ничего подобного он никогда не писал! На Гошу нашло обалдение. Прошло около минуты, пока он понял, что сегодня ожидается две защиты и он по ошибке заглянул в чужую работу...

Без десяти два по ковровому проходу между рядами кресел быстро прошагал ученый секретарь совета, взошел на кафедру и сказал в микрофон:

— Товарищи, от имени председателя совета академика Брунова приношу вам извинения. В адрес совета неожиданно поступил документ, касающийся одного из соискателей. Мы приняли решение рассмотреть этот документ на специальном экстренном заседании совета. Процедура предположительно не займет более получаса. Председатель совета просит принять участие в нашем экстренном заседании обоих официальных оппонентов по диссертации Фабрицкого, а также его научного руководителя, профессора Дятлова.

— Дятлову-у! — раздалось в зале.

— Прошу прощения, профессора Дятлову. Мне поручено проводить этих лиц в кабинет директора, где идет заседание совета.

Два оппонента — старый и молодой — поднялись с мест и направились к двери. Старый был недоволен и поглядывал на часы, молодой — явно и приятно заинтригован. Анна Кирилловна тоже двинулась к двери, с трудом поправляя грубо замятый подол. О ужас, сзади у нее были видны «все три этажа», как выразилась Даная Ярцева...

Публика зашевелилась, вставая и хлопая откидными сиденьями. Бормотание и гул заполнили зал и выплеснулись в кулуары, на красные нарядные ковры...

Гоша Фабрицкий, зеленый, как недозрелый огурец, закаменел невдалеке от стола заседаний. В голове у него стучала внезапно воскресшая, но теперь уже, видимо, ненужная первая фраза доклада.

— Здравствуйте, Гоша, — сказал приятный носовой голос, и рядом возник Ган. Элегантный костюм, темно-синий в узенькую полоску, элегантные молочно-белые волосы над покатым лбом, толстые очки, за ними — темные, теплые глаза. — Не буду спрашивать, как вы сейчас себя чувствуете. Отлично вас понимаю. Когда-то перед защитой своей собственной кандидатской я чувствовал нечто похожее. Давайте сядем, я вам это все расскажу.

Сели.

— Видите ли, Гоша, — начал Борис Михайлович, — было это давно, в незапамятные времена, до вашего рождения, я ведь старый человек и успел в своей жизни навидаться многого. Меняются времена, меняются моды и точки зрения. В то время главной задачей любой научной работы считалось утверждение приоритета русской науки.

— Почему? — без особого интереса спросил Гоша.

— Вот видите, вы, молодые, даже и слов-то таких не слыхали: «приоритет русской науки». Вы знаете, что некоторые открытия действительно сделаны русскими учеными, но не все. Кое-что сделали и иностранцы. Тогда признавать это не полагалось. А я в своей диссертации имел нахальство сослаться на какие-то иностранные источники. Я это сделал не по какой-нибудь особой смелости, а просто по легкомыслию, а мой руководитель и оппоненты недосмотрели. На защите выступил с разносной речью один профессиональный «разносчик», привыкший маскировать научное бессилие якобы политической бдительностью. Его специальностью было улавливать конъюнктуру и громить тех, кто совершал против нее прегрешения. Его речь была своего рода шедевром. Он обвинял меня не просто в «низкопоклонстве», а еще пуще: в «раболепии перед низкопоклонством». В его освещении моя работа была жалким отголоском пресловутых потуг заокеанских прихвостней капитала на создание лженауки «кибернетики», которую протаскивает в своих псевдотрудах матерый идеалист, прихлебатель буржуазии Норберт Винер. Все эти нагромождения уничижительных эпитетов я хорошо запомнил, память тогда была хорошая, не то что теперь.