Ирина Грекова - Пороги

Теперешние младенцы почему-то орут мало. Зато вырастают и тут уж орут — дай боже...

Убедившись, что Вася спит, она пошла на кухню мыть посуду, по опыту зная, что там раковина — до краев.

И точно. Катя уже кончила стирать и ушла к себе. Тамерлана все нет.

Тревога точила сердце. Отгораживаясь от нее, Анна Кирилловна мыла посуду особенно тщательно. Зазвонил телефон. Катя кинулась к нему. «Мама, тебя», — позвала она увядшим голосом. Это оказалась Даная.

— Анна Кирилловна, золотко, мне просто необходимо с вами поговорить. Можно я сейчас приду?

— А не поздно ли?

— Я на минуточку. Только облегчу душу, и все.

Даная вошла, как всегда быстрая, взмахнула волосами, села на диван и заплакала.

— Что случилось, Даная?

— Нешатов меня выгнал.

— Сейчас?

— Нет, еще утром. Я вас днем хотела найти, но программа забарахлила.

— За что он вас выгнал?

— В том-то и дело, что ни за что. Я у него ночевала, утром попросила халат, он переспрашивает: «Халат?» — а сам мрачный до невозможности. Повторяю: «Да, халат. А что?» Он сказал: «Халатность», — и рассмеялся. Да так нехорошо, мне стало страшно. Черный смех. Обошлась без халата, умылась так. Стесняться там нечего, одна Ольга Филипповна, фирменная старуха, мы с нею уже друзья. Дальше — готовлю ему завтрак. Не ест. Это бы еще ничего, он вообще мало ест. Но на этот раз он не ел как-то демонстративно. Дальше — хочу причесаться, ищу расческу. Куда-то ее подевала в трансах. Смотрю везде — не нахожу. У него там вещей с три короба, и все кувырком. Засунула руку в ящик стола и вдруг вынимаю оттуда пучочек волос. Ну, знаете, как бывает, когда расчесываешь волосы и сматываешь, что вылезло, на палец. Волосы длинные, черные, явно женские. Спрашиваю: «С какой это брюнеткой ты мне изменял?» А он рассердился и меня выгнал.

— Даная, ради бога, успокойтесь, не плачьте.

— Это ничего. У меня чудесная способность красиво плакать. У других краснеет нос, текут сопли. У меня ничего подобного. Плачу, как статуя из Летнего сада.

— Они разве плачут?

— Я плачу, как статуя из Летнего сада, если бы она вдруг заплакала. Ну как вам это понравится? «Уйди сама, пока я тебя не вытолкал». Из-за какого-то клочка волос! Может быть, это были волосы его жены?

— Марианны? Не думаю. Она, сколько помнится, была шатенкой.

— А вы ее знали? Красивая?

— Была — безусловно. Теперь не знаю. Ведь она ему ровесница.

— Впрочем, это неактуально, если она не брюнетка. Могла, конечно, покраситься, мне это приходило в голову. Но женщины редко красятся в черный цвет. Это старит... Она хорошая?

— Ничего про нее не знаю.

— Одно время мне казалось, что он влюблен в Магду. Но нет. Во-первых, цвет волос не тот. Кроме того, Магда принципиальная, а Юра пьет.

— Так он еще и пьет? Вот не знала.

— Не пьет, выпивает. Но для Магды даже этого достаточно, чтобы презирать человека. Феликс от нее чудовищно терпит.

— Разве и он пьет?

— Нет, абсолютный трезвенник. Тем не менее она и его топчет. У нее способность топтать людей молча, одним взглядом. Как вы думаете, Анна Кирилловна, что мне делать в сложившейся ситуации?

— Оставить Нешатова в покое. Пусть не вы его, пусть он вас ищет. Пусть не вы к нему приходите, а он к вам.

— Вы шутите. Ко мне приходить некуда. Комната в коммуналке, стены тонкие, все решительно слышно, соседи любопытные. Комната для личной жизни ужасная. У меня и брак-то из-за этого расстроился, из-за акустики. Стучали в стену и кричали: «Плохо слышно!» И вообще, в вас, Анна Кирилловна, говорит девятнадцатый век. Не буквально, я знаю, вы родились в двадцатом, но мораль девятнадцатого в вас преобладает. Тогда считалось, что мужчина должен быть активным, а женщина пассивной. Хотя и тогда бывали исключения, например, Татьяна писала Онегину. В наше время исключения стали правилом. Все зависит от женщины. Ее — первая роль. Первая влюбляется, признается. Первая разводится. Все она.

— Может быть, вы и правы. Только что, стоя в очереди за апельсинами... Кстати, хотите апельсин? Берите из мешка. Стоя в очереди за апельсинами, я думала о том, как по-разному люди разных поколений понимают слово «любовь».

— Что тут понимать? — отвечала Даная, чистя апельсин. — Любовь — это когда жить без человека не можешь.

— Совсем или временно?

— Конечно, временно. Если бы совсем, можно было бы загнуться.

В комнате повис веселый запах апельсина. Даная тоже повеселела:

— Анна Кирилловна, вы на меня благотворно действуете. Ваши советы я учту с поправкой на время. Как вы думаете, а не выучиться ли мне играть на гитаре?