Б Травен - Сокровища Сьерра-Мадре. «Шкода» ZM 00-28

А то, что Куртин мертв, мертв навсегда, еще не настолько запечатлелось в его сознании, чтобы он думал о Куртине исключительно как о покойнике.

Однако сейчас, когда караван должен был тронуться с места, ему вспомнился мертвый Куртин. И тут ему пришло на ум, что перед отправлением каравана собирался захоронить Куртина — ради полной безопасности. Несколько мгновений колебался: а не оставить ли его там, где он лежит? Он и без того исчезнет достаточно скоро, на то есть койоты, коршуны, муравьи и мухи. И все равно какие-то кости и тряпье останется. А кому это выгодно, чтобы кости Куртина рассказали, что здесь произошло или могло произойти.

Однако эти мысли смешались сейчас в его мозгу с другой, которой он еще секунду назад и допустить бы не смог, — и он замер в нерешительности. Ему представилось, что при виде трупа он, не исключено, наделает каких-то глупостей. Все вокруг дышит неестественным одиночеством и пустотой. Лес на удивление жидкий, деревья как будто не поднялись в полный рост. Они словно не решили окончательно, подрасти им еще немного или остаться такими, как есть. Засуха длится долго, и это может стоить жизни тем, кому воды из почвы требуется много. И так как многие настолько умны, что особенно вверх не тянутся, а земля вокруг их корней с ними не соглашается, они и вырастают кривыми, кособокими, согбенными, одним словом — неестественными. Здесь редко услышишь поющую птицу, редко увидишь шмыгнувшего в низкий кустарник зверька.

Поднимался ветер. Доббс и чувствовал это, и видел по бегущим облакам. Но деревья стояли недвижно. Они словно окаменели. И казались не зелеными, а серо-голубыми, как хрупкая застывшая лава. Воздух тоже как бы принял цвет лавы, и ему почудилось, будто воздух тоже — вот-вот окаменеет, а сам он умрет от удушья.

Ослы стояли теперь совершенно спокойно, будто тоже ждали, когда окаменеют, как и все вокруг. Время от времени поразительно медленно поворачивали головы и долго смотрели на Доббса своими черными глазами. Он на какие-то мгновения даже испытал страх перед ослами. Чтобы стряхнуть с себя этот страх, подошел к одному из ослов и подтянул ремни. Потом остановился перед другим и подергал тюки, словно желая проверить, прочно ли они привязаны и не сползут ли при спуске с горы. Но они были привязаны достаточно прочно. Доббс то тыкал кулаком в бока ослов, то поглаживал их шерстку — и это его успокаивало, забывалось выражение их больших стеклянных глаз, напоминающих светящиеся угольки.

«А у него-то глаза открыты, стеклянные, пустые и тусклые, — подумалось Доббсу. — Ну и что из того, — успокаивал он себя, — у любого покойника глаза открыты. И глаза эти всегда стеклянные и тусклые. Нет, — продолжал он размышлять, — они не стеклянные и не светятся, как глаза ослов, они похожи на слоистую бесцветную и тусклую слюду. Да, они вообще не стеклянные, а стекловидные, слюдяные. И все-таки лучше всего будет закопать его. Что с того, что его глаза будут мне вспоминаться. Но закопать-то его надо!»

Достал из багажа лопату. Но, ощутив ее тяжесть в руке, передумал: к чему эти похороны, только зря потеряет время.

А то пропустит еще из-за этого нужный поезд, ведь чем раньше он уберется из здешних мест, тем лучше.

Когда он засовывал лопату обратно за ремни, его вдруг охватило острое чувство любопытства, захотелось убедиться — а вдруг над трупом Куртина уже поработали орлы-стервятники. Снова вытащил лопату и зашагал к лесу.

Доббс направился прямиком к тому месту, где лежал Кур-тик. И направление, и само место он мог найти с закрытыми глазами. Но когда остановился, никакого трупа на месте не обнаружил. Выходит, он ошибся. Темень вчерашнего вечера и неверный свет горящей ветки как-то сбили его с прямой дороги.

Он принялся искать, ползал в кустарнике, раздвигая руками густой кустарник, шел то влево, то вправо. Доббсу почему-то сделалось вдруг не по себе. Он боялся наткнуться на труп неожиданно. А вдруг получится так, подумалось ему, что я случайно прикоснусь руками к его лицу? От этих мыслей он испытал крайне неприятное ощущение и решил даже совсем прекратить поиски.

Но на полпути к месту стоянки каравана сказал себе, что никогда не обретет полного покоя, если еще раз не увидит труп собственными глазами, не убедится, что Куртин действительно мертв и никаких глупостей не натворит.

И снова принялся искать. Прочесал перелесок вдоль и поперек. Потом побежал к месту дневки, чтобы взять правильное направление. И вдруг не смог точно вспомнить, в каком направлении вчера вечером погнал Куртина. Десять, пятнадцать, двадцать раз проделывал этот путь с самыми незначительными отклонениями. Все тщетно. Трупа он не нашел. Неужели он настолько ошибся в направлении?