Шаролта Дюрк - «Шкода» ZM 00-28

— Между вами удивительное сходство.

— Да что вы! — небрежно отмахнулся Берци. — Я же русый, а Халас шатен.

— Темно-русый и светлый шатен — разница небольшая.

— Все равно не спутаешь! А похожи мы только на фотографиях. Если бы вы видели нас вместе, наверняка бы не спутали! Халас гораздо ниже меня ростом и худее, а голос у него тонкий. В тюрьме нас дразнили, что мы похожи, и тогда я, бывало, выпрямлюсь, а Халас сгорбится — так он был мне по плечо, и говорим, смотрите, мол, как мы похожи, точно два яйца.

— А где теперь Геза Халас? — спросил Пооч.

— Откуда я знаю? Я же сказал… — Он снова положил в рот кусок сахара.

— Долго вы еще будете есть сахар? — спросил капитан.

Керекеш густо покраснел и покосился на врача.

— Извините. Это у меня дурная привычка, — сказал он и задвинул ящик.

— Я покажу вам еще одну фотографию, — сказал Пооч, кладя перед ним снимок Жофии Бакони, сделанный милицией.

Берталан Керекеш взглянул на фотоснимок и побледнел.

— Черт возьми… кто это?

— Не узнаете?

Берци пытался скрыть свое беспокойство.

— Какой ужас… она мертвая! Зачем вы мне это показываете?

— А вдруг вы ее узнаете.

— Я?.. Почему я?.. Кто эта женщина?

— Жофия Бакони.

— И… и… она повесилась? Но… но почему?

— Жофия Бакони была невестой Гезы Халаса. Ее убили.

Керекеш судорожно вцепился в край стола.

— Нет, это невозможно, — проговорил он, не спуская глаз с фотографии. — Наверное, это самоубийство.

— Почему вы считаете, что это самоубийство?

— Такая красивая женщина… такую красивую женщину… нельзя убить! Нет, это невозможно… — проговорил он, тяжело дыша.

— Вы ее знали?

— Нет, что вы, нет! Никогда не видел. Но эта фотография… эта ужасная фотография… так на меня подействовала. Я не могу этого видеть!..

Пооч убрал все три фотографии.

— Да, страшное зрелище, — согласился он. — Я вас понимаю. Значит, вы ее не знали?

— Нет.

— Ну тогда у меня к вам другой вопрос. Кто-нибудь навещал Халаса в тюрьме?

— Мне он об этом не рассказывал.

— Сестра к нему не приходила?

— Сестра?.. Откуда мне знать?

— Он не говорил, что получил письмо от своей сестры?

— Не помню, — сказал Керекеш, не глядя следователю в глаза. — Может и говорил.

— О чем ему писала сестра?

— Да откуда же я знаю?

— Ведь вы были друзьями!

— Ну и что? Разве он обязан был мне во всем отчитываться?

— А зачем ему было это скрывать?

— Я ничего не знаю! — хрипло сказал Керекеш. — Может, у него и была сестра, может, она ему писала, может, она его навещала… я ничего не знаю! Он мне не говорил! Понимаете? Не говорил… ни тогда, ни после…

— После чего?

— После того, как вышел из тюрьмы.

— Так вы же больше не виделись!

— Ну разумеется! Раз он нашел родню, ему уже не нужен был старый друг!

— До этого вы говорили, что сами с ним порвали!

— Мы оба порвали.

Пооч сухо спросил:

— Вы уже хорошо себя чувствуете?

— У меня есть одно предположение, — вмешался врач. — Едва ли я ошибаюсь. Мы имеем дело с особым случаем. Не правда ли, Керекеш?

Берци испуганно взглянул на врача и тут же отвернулся.

— Со мной это уже бывало. Мне очень неудобно, ведь это не к лицу здоровому мужчине. Чаще всего я заранее чувствую и принимаю меры. Дело в том, что у меня… повышенная чувствительность к некоторым лекарствам.

— Значит, все дело в лекарстве, да?

— Ну да. Я был приглашен на ужин, и там была слишком жирная пища. Я могу сказать, где я был: у своей невесты…

— У которой? — спросил Пооч.

— У меня только одна невеста!

— Значит, ваша жена все-таки не единственная женщина?

— Единственная, но…

— И что же с этим жирным ужином? — спросил врач.

— Мне пришлось выпить вина… целую бутылку, и когда я пришел домой, чувствую, все плывет перед глазами. У меня есть одно лекарство, как-то один приятель посоветовал, помогает.

— Инсулин, да? — с возмущением сказал врач.

— Я знаю, что это запрещено, — Керекеш подыскивал нужные слова, — и опасно… Я даже мог попасть в больницу, если бы не вы. Но сегодня мне обязательно нужно было быть на работе… важное совещание… А в таком состоянии, понимаете… Я был совершенно пьян… И вот вчера вечером я сделал укол…

Доктор встал.

— Господин следователь, — сказал он, — этот человек врет! Инсулин действует сразу. Он ввел себе инсулин не вчера вечером, а сегодня утром! Минут за двадцать до того, как ему стало плохо! Он рассчитывал, что я не разберусь и отправлю его в больницу. Он наверняка знал, что за ним явится милиция, и хотел выиграть время. Этот человек… — От возмущения он не мог продолжать.