Я попросил времени на размышление. Негреа согласился. "Мы встретимся с вами еще раз, прежде чем я снова уеду в Бухарест, чтобы привести в порядок ваши бумаги об освобождении", - сказал он.
Меня снова отвели в отдельную камеру. Там я пролежал много часов и думал. Я вспомнил старую еврейскую историю о другом человеке, который попросил времени на размышление. Он был раввином, от которого инквизиторы требовали отречения от его веры. На следующее утро раввин сказал: "Я не хочу быть католиком. Но у меня есть последняя просьба. Прежде, чем я сгорю на костре, мне надо вырвать язык, потому что я не сразу ответил. На подобный вопрос есть только один ответ, и он означает: "Нет".
Но это была лишь одна сторона. С другой стороны, я знал, что официальная церковь может существовать в коммунистической стране лишь тогда, когда она готова в определенной мере к уступкам. Уже выплата налогов атеистическому государству является компромиссом для христианина. Легко сказать, что церковь должна "уйти в подполье". Однако подпольной церкви для ее работы требуется прикрытие в виде организации. И если оно отсутствует, то у миллионов людей нет помещения, где они могут совершать богослужение, священника, который читает им проповеди, нет никого, кто бы их крестил, венчал и отпевал усопших. Мне было трудно представить себе, что может служить альтернативой этой деятельности, чтобы найти силы уклониться от нее. От меня требовалось всего несколько слов в пользу коллективизации и, так называемой, "борьбы за мир".
Кроме того, я уже много лет не видел мою жену и моего сына. Я не знал, были ли они вообще живы. Офицер сказал, что Сабина находилась в тюрьме. Что будет с ней и Михаем, если я отвергну это предложение?
Мне нужна была сила свыше, чтобы сказать: "Нет". Потому что это означало еще 11 лет тюрьмы, связанных с самопожертвованием моей семьи и с моей смертью, которая наверняка наступит при ужасных обстоятельствах. Однако в этот миг лик Бога был закрыт, и моя вера покинула меня. Своим духовным взором я видел огромный колосс коммунизма, который уже отхватил такую большую часть мира и угрожал поглотить остаток. Внутренне я был подавлен смертельной опасностью, перспективой снова быть избитым, подавлен грозящим мне голодом и лишениями, к которым я приговаривал мою жену и моего сына. Моя душа была похожа на корабль, который швыряло из стороны в сторону, как игрушку при сильном шторме. В один момент она погружалась в глубочайшую пропасть, а в следующий - возносилась на небо. В эти часы я испил чашу Христа. Это было моей Гефсиманией. И как Иисус я бросился вниз лицом на землю, молился с отчаянным воплем и просил Бога помочь мне, преодолеть это ужасное искушение.
После молитвы я немного успокоился, но все еще видел Никифора Даяну, Раду Гхинда и еще многих других, включая патриарха, которые причинили вред делу Иисуса. Их были тысячи, а теперь и я стал маловерным. Коммунизм проглотил бы и меня, как всех их, из-за телесной слабости. Я начал тщательно восстанавливать все случаи, когда я боролся за правду христианской веры. Я повторил сам себе простейшие вопросы: лучше ли путь любви, чем путь ненависти?
Спаситель ли Он? Наконец, мне стало не трудно отвечать на все эти вопросы словом "да". После того, как я это проделал, я почувствовал себя так, будто с души моей сняли стопудовый груз.
В течение часа я лежал на своей постели и говорил сам себе: "Теперь я попытаюсь не думать о Христе." Но это было бесполезно Я не мог думать ни о чем другом. Без веры в Христа мое сердце было пусто. В последний раз я прокрутил в голове предложение Негреа. Я думал о тиранах, начиная с Навуходоносора, которого царь поставил над евреями, и кончая Гитлером, который дал своим марионеткам ключевые посты во всей Европе. На моей визитной карточке стояло бы: "Рихард Вурмбрандт, лютеранский епископ Румынии, назначен тайной полицией." Я бы никогда не стал епископом христиан в святом месте, а был бы полицейским шпионом государственного учреждения.
Потом я снова молился и после этого почувствовал, как в мою душу возвратился мир.
На следующий день меня снова вызвали. Среди многих других людей, которые окружали Негреа, находился также комендант Александреску. Когда я сказал, что не могу принять предложения, весь комплекс вопросов подвергся обсуждению снова. Однако, когда мы в очередной раз подошли к теме о Всемирном совете церквей, Негреа попросил остальных покинуть помещение.
Потом он настойчиво просил меня еще раз обдумать решение.
Читать дальше