— Ну что ты мне рассказываешь такую чушь? Да разве в жизни бывает, как ты тут пишешь, Пехтерев? Ты жизни-то не видал, не знаешь совсем. Вот ты пишешь, что двое бандитов целых полдня копают могилу, а почва, сам же перед этим упомянул, песчаная. Ты хоть какое-нибудь представление имеешь об этом, писатель? Да они бы за полчаса управились.
— Ксения Алексеевна, вы у нас что, литературовед, критик? Фурия какая-то, гарпия, честное слово. Ну, помолчите же, ради Бога, посидите спокойно. Иначе я больше не позволю вам присутствовать на чтениях.
— А кто спрашивает твоего позволения, Пехтерев? — грубо обрывала его фурия. — Кухня общая, я имею право здесь сидеть, не хочешь — не читай. И вообще, чем слушать такую ерунду, ребята, лучше бы взяли и выпили вина!
Иногда с ней соглашались и пили вино, испросив всё-таки разрешения у Пехтерева. Тот, фыркая, удалялся в свою комнату. Было по его виду совершенно ясно, что больше никогда, никогда. но следующим вечером раньше всех он приходил на кухню с книжкой и нетерпеливо ждал слушателей.
К Борису и Ольге Ксень Лексевна сразу почувствовала какую-то трепетную нежность, разговаривала с ними ласково, будто с малыми детьми. «Какие же вы красивые, ребятки! Какие молодые! Как вы любите друг друга! Так и надо! Молодцы!» Ольга часто беседовала с ней о чём-то. При появлении Бориса женщины замолкали или просто меняли тему разговора. Из этого Борис сделал вывод, что говорили о нём.
— Забавная старушка, — сказала как-то Ольга, лежа в кровати после обеда, — милая. Она могла бы быть моей старшей сестрой. Лет так на тридцать помоложе.
— Не знаю, — сказал Борис. — По-моему, жизнь у неё была не сахар. Скорее всего, она служила следователем где-нибудь в военной прокуратуре. А может, и чего похуже. Легко могу представить её в подвале с пистолетом, приставленным к чьему-то затылку. Сейчас замаливает грехи и наверстывает упущенное время. Страшусь я этой старушки, честное слово.
Ольга сначала онемела, а потом тихо проорала Борису в лицо:
— Знаешь, милый, с таким направлением мыслей однажды ты проснёшься мёртвым!
Борис даже опешил слегка, и тут же выправился:
— Если честно, однажды каждый человек проснётся мёртвым. Поверь, я видел такое много раз.
— Но с тобой это случится значительно быстрее, чем с другими!
— Поживём — увидим.
— Вот что ты всё время строишь из себя, скажи? Я понимаю, ты врач, профессия накладывает на тебя отпечаток. Ты стараешься быть циничным, критичным, хладнокровным. Стараешься ничему не удивляться, выглядеть этаким эстетствующим интеллигентом. а что ты вообще в жизни сделал, чтобы иметь право так себя вести? Совершил какие-то подвиги, получил ордена и медали?..
— Нет, я просто работал. Мало работал, надо гораздо больше. Сам постоянно думаю об этом. Надо работать больше… Я должен совершить какое-то деяние, понимаешь? Меня долго воспитывали, учили, я принял это как должное. Я полон сил. Мне нужно вложить свою силу в какое-то дело или же навек остаться бездеятельным. Впрочем, это лирика. А если я такой плохой, зачем ты хочешь быть со мной?..
— Уже не уверена, что хочу.
Борис лёг, заложив руки за голову, уставился в потолок.
— И что я могу с этим поделать? Как врач, рекомендую тебе, пожалуй, проверить печень. Нет, серьёзно. Ты в этот раз слишком рьяно воспитываешь меня. Конечно, учительская профессия накладывает на тебя определённый отпечаток. но всё это ни к чему. Поздно уже. Поздно.
А однажды к ним залезли воры. Борис всегда запирал входную дверь на ночь и ещё задвигал её стулом — квартирная хозяйка говорила, что воровство и даже грабежи в посёлке не редкость, особенно по ненастным ночам. В эту ночь как раз поливал дождь, на дворе стояла абсолютная тьма. Часа в два Борис вскочил с кровати, сам не зная отчего, и подошел к двери. Увидел, как ручка медленно опустилась, дверь тихо дрогнула пару раз.
— Стреляю без предупреждения! — рявкнул Борис и включил в комнате свет. Увидел, как мимо окна вниз метнулась гнутая тень, лестница загрохотала. Он открыл дверь и выглянул наружу. Человек с фонариком убегал по тропинке сада в сторону забора, запнулся, едва не упал. Через несколько секунд хлопнула дверца автомобиля, загорелись фары, и машина, резко вывернув и осветив несколько нижних крыш, начала спускаться под гору, а потом исчезла за соседним домом.
— Всё, теперь не поймать, — сказал Борис проснувшейся Ольге.
— А что здесь было? — она щурилась и никак не могла прийти в себя. К её щеке прилипла белая ниточка. Борис снял её губами.
Читать дальше