Франчиск Мунтяну - Статуи никогда не смеются

Однажды по совету Симона он пошел послушать лекцию о будущем, которую читал товарищ Тибериу Молнар. Симон утверждал, что на этой лекции он получит ответ на все свои вопросы. Действительно, Молнар говорил о будущем. Конец его речи (Хорват запомнил его почти слово в слово) звучал так: «Как бы там ни было, надо жить. Да и потом, почему бы людям не верить во что-то? Бога мы похоронили и воскресить уже не можем. Его изгнали машины. Чем же будут жить люди? Я хочу сказать: во имя чего? Нужна цель. Она у нас есть: лучшая жизнь! Конечно, не сейчас, а в будущем. А будущее, может быть, и не существует. Никогда нельзя сказать: я живу в будущем, имея при этом в виду жизнь реальную, а не воображаемую, не поэтическую…» Черт подери этого Молнара! Играет словами, как жонглер. Хорват хотел встать и сказать, что будущее — совсем не абстрактная цель, а цель, к которой стремятся все трудящиеся и даже сами социал-демократы, введенные Молнаром в заблуждение. И стремятся они не в своем воображении, а борются и страдают за это самое будущее. Хорват обещал себе не заниматься всякой ерундой. Теперь его волновали только крупные проблемы, решение которых дало бы ощутимые результаты.

В поисках этих крупных проблем он обнаружил, что фабрика производит гораздо меньше полотна, чем до войны. Это открытие привело его в ярость, и он мигом помчался к барону.

— Что случилось, господин Хорват? Насколько мне известно, на сегодня никакого заседания не назначено.

— Ничего. Мы назначим его сейчас.

— Сейчас невозможно. У меня очень важные дела.

— У меня, то есть у нас, еще более важные дела. Вы знаете, что объем продукции фабрики ниже уровня тридцать восьмого года?

— Знаю, — спокойно ответил барон. — Гораздо ниже уровня тридцать восьмого года.

— А что вы делаете, чтобы это изменить?

— Разрешите мне сохранить в тайне секреты руководства? Или вы имеете что-нибудь против?

— Нет. Меня ничуть не интересуют ваши секреты. Но меня интересует производство. Необходимо что-то предпринять.

— Вы правы. Давайте предпримем что-нибудь.

Хорват с облегчением пододвинул стул поближе к барону и сел. Он пристально посмотрел на Вольмана: тот сидел неподвижно, откинувшись на спинку стула, сложив на груди руки. Только едва заметные складки в уголках рта выдавали его: он улыбался. Хорват сразу почувствовал себя ужасно неловко. Да, не надо было набрасываться на него вот так, не подготовившись. В сущности, он ведь совсем не знал секретов производства, не знал ни одной из причин снижения выпуска продукции. Он знал только, что дело обстоит неблагополучно и что теперь барон смеется над ним. Он подождал еще мгновение, надеясь, что ошибается и что барон расскажет ему о причинах, которые следовало устранить, или условиях, которые следует создать, чтобы выпуск продукции достиг уровня тридцать восьмого года. Напрасно. Барон сидел неподвижно, как бронзовая статуя. За его спиной в витрине красовались призы футбольной команды фабрики. Свет, падавший с потолка, отражался в пузатых серебряных кубках. Этот отблеск словно нимбом окружал голову Вольмана. «Черт тебя подери!» — выругался про себя Хорват и поднялся.

— Попробуем сделать что-нибудь.

Барон улыбнулся, обнажив свои белые крепкие зубы.

— Напрасно улыбаетесь, господин барон, — добавил Хорват. — И напрасно будете стараться ставить нам палки в колеса.

Он собрался уходить, но барон остановил его.

— Слушайте, господин Хорват, будем откровенны. В сущности, нам нечего скрывать. У вас, коммунистов, одни идеалы, у меня лично — другие, совсем другие. Надеюсь, вы понимаете, что ссорясь мы вовсе не решим наших разногласий. Я и не собираюсь этого делать. Вероятно, вы тоже. Но если бы мы попытались внимательнее проанализировать наши противоречия, мы смогли бы найти и кое-какие точки, в которых наши интересы в настоящий момент совпадают. Точнее — и в этом нет ничего странного, — у нас сейчас общие цели.

— Общие цели?

— Да. Даже в вопросе, по которому вы обратились ко мне. Вам нужно больше полотна. Для меня чем больше полотна, тем больше прибыли. Не так ли?.

— Так.

— Не знаю, насколько вы разбираетесь в политической экономии. У меня сложилось впечатление, что вы не очень-то смыслите в ней.

— Нет, не очень, — признался Хорват.

— Я разбираюсь в политической экономии, ведь я непосредственно в этом заинтересован.

— Не лучше ли говорить начистоту?

— Ну да! Я этого и хочу. Сейчас инфляция. Деньги с каждым днем обесцениваются. У меня есть деньги. Есть у меня и связи с некоторыми предприятиями в Англии. Есть у меня и известный кредит. Я мог бы купить серию машин. Чем больше машин, тем больше мы можем дать полотна. Я не знаю, какой кредит вы имеете у коммунистов.