Франчиск Мунтяну - Статуи никогда не смеются

Простите, что я так много написал вам, но боюсь, что все равно я не сказал все, что хотел сказать.

Желаю вам доброго здоровья и успехов в работе.

Трифан Георге, кочегар, член партии .

Цветочная улица, 14»

Он сложил письмо и заклеил в конверт. Потом крупными печатными буквами, чтобы не ошибиться, вывел:

ЦЕНТРАЛЬНЫЙ КОМИТЕТ РКП

Бухарест

Раду Дамьян, инженер-текстильщик, сошел с поезда. Он устал, после долгой езды все тело ломило. Вокзал с обгоревшими, разрушенными бомбардировкой стенами показался ему чужим, неприветливым, хотя над уходившими ввысь развалинами светило теплое солнце.

Дамьян поставил чемодан около столба и сел на него. Он чувствовал себя так же, как в прошлые годы, когда после лета, проведенного на берегу моря, возвращался в город и впереди был новый учебный год с лекциями, зубрежкой, с тревогами из-за контрольных работ. Его всегда волновала сладость первых осенних туманов, желтых листьев на каштанах, неясной грусти.

До сих пор он не представлял себе, как будет выглядеть станция, с которой он начнет завоевание «белой крепости», — так обычно называл текстильные фабрики их профессор. Как же будет выглядеть эта крепость, куда его направило министерство? Он знал, что ТФВ — самая большая текстильная фабрика в стране; на фабрике, наверное, не меньше тридцати цехов. Значит, можно будет специализироваться в любой области. Его привлекала прядильня. В ней сердце любого текстильного предприятия. Обработка, распределение нитей по их прочности, толщине и сопротивляемости — занятие, которое казалось ему всегда самым важным и самым увлекательным.

Перрон был пуст, только какой-то запоздалый пассажир не спеша подошел к нему. Раду пожал плечами:

— Я сам не здешний. — И человек с недовольным видом отошел.

Раду с трудом встал, поднял тяжелый желтый чемодан. На трамвайной остановке он столкнулся с одним из своих соседей по купе. Это был невысокий молчаливый человек лет пятидесяти. Раду хотел заговорить с ним, но тот углубился в чтение толстой книги, заглавия которой нельзя было разобрать. Раду спросил:

— Интересная книга?

— Очень.

Раду устыдился собственной бесцеремонности.

— Прошу вас, — вежливо сказал он, пропуская незнакомца в трамвай, потом поставил свой чемодан и сел на него.

— Вы здешний? — спросил его сосед по купе.

Раду хотел ответить «нет», но передумал. Действительно, начиная с сегодняшнего дня он — местный житель.

— Да, здешний, — ответил он после паузы.

— Вы случайно не знаете, как проехать на ТФВ?..

Какой-то разговорчивый пассажир выручил его:

— Вам надо в другую сторону. Этот трамвай идет в город.

Человек поблагодарил пассажира и Дамьяна и поспешно сошел на первой же остановке.

В гостинице отдельных номеров не оказалось, свободное место имелось только в общей комнате. Раду Дамьян остался недоволен: город показался ему неприятным, жители замкнутыми и нелюбезными. Он. Торопливо распаковал чемодан, надел строгий синий костюм и спустился по каменной лестнице.

На фабрике он опять встретился со своим попутчиком. Тот казался озабоченным и быстро шагал, заложив руки за спину, рядом с каким-то широкоплечим человеком, который что-то говорил ему, размахивая руками. Раду спросил вахтера, знает ли он приезжего.

— Нет, — ответил вахтер. — Он впервые на фабрике. А уж я, поверьте, всех здесь знаю.

— А товарищ с ним, это кто?

— Это товарищ Жилован, секретарь партийной организации цеха.

Из дирекции на фабрике находился только Вольман, но ему было некогда принять нового инженера… Представители профсоюза заседали в местной комиссии.

Хотя у Раду было направление с печатью министерства промышленности, вахтер не пропустил его на фабрику. Раду вернулся в гостиницу в плохом настроении, недовольный, расстроенный. Издали трубы фабрики казались чужими, суровыми. Раду стало жаль себя при мысли, что ему придется жить здесь, в этой крепости, которая казалась ему теперь уже не белой, а серой, негостеприимной. Он с ужасом подумал о том, что он напишет своей матери в Констанцу.

— Ты написал? — спросил Трифан Герасима, когда тот вошел в зал, где должно было проходить собрание.

— Нет, — ответил Герасим. — Нет нужды. Зачем их затруднять, у них и так работы выше головы. Все ясно как божий день. А то, чего доброго, они оторвали бы кого-нибудь от дела и послали сюда. А ты писал?

— И я не писал, — солгал Трифан. — Я думал так же, как и ты.