Бертольд Брехт - О себе, и своем творчестве (статьи, заметки, стихи)

Когда же утренний бриз подул,

Корабль уж лежал на дне.

Лишь дельфины и стаи жадных акул

Огибали скалу в тишине.

Можно ли лучше изобразить, как улеглись грозные силы природы? Невольно вспоминается чудесное четверостишие из старой народной песни "Королевские дети". После описания бурной ночи, во время которой волны поглотили юного королевича, в ней говорится:

То было воскресным утром,

Ликовал и стар и млад.

И только у королевны

Погас измученный взгляд.

Это гораздо более благородный материал; достаточно сопоставить две последние строки обоих четверостиший: дешевую романтику первого и поражающую трезвость второго, где описана бессонная ночь. Но и в том, и в другом случае - замечательно искусный прием диафрагмирования и начала новой темы; это объединяет обе песни. Продолжение, но и измельчание традиций можно изучить и на менее значительном стихотворении "Трубач у реки Кацбах", которое непременно содержалось во всех хрестоматиях моей юности:

Весь ранами покрытый,

Трубач умирая лежит

У Кацбаха простертый,

Из раны кровь бежит.

Первый стих ритмом и содержанием напоминает стих Пауля Герхардта "Ах, он в крови и ранах", и этот зачин удачно придает ему характер восклицания; удачно - потому что без такого зачина он был бы причастным оборотом, и второй стих едва ли мог бы звучать как начало, он утратил бы монументальность. И все же второй стих обретает для деепричастия "умирая" продолжение в причастии "покрытый". Ударение тем сильнее падает на глагол "лежит", в котором все дело, потому что потом раненый поднимется, чтобы протрубить победу. "Простертый" третьего стиха тоже служит для усиления глагола "лежит"; и это смело, потому что, если прочесть его как причастие первого стиха, как "он лежит... простертый", то трубач станет длинным, как деревня.

5

Трудно учиться у народной песни. Современные песни "в народном духе" нередко представляют собой отпугивающий пример - хотя бы из-за деланной простоты. Где народная песня говорит просто нечто сложное, там современные подражатели говорят просто нечто простое (или просто глупое). Кроме того, народ совершенно не стремится быть "народным". Это как с национальными костюмами, в которых прежде работали или ходили в церковь, - теперь в них только щеголяют, выставляя их напоказ. Немецкий романтизм собирал народные песни, и это его заслуга, но он и многое испортил, он привнес в них нечто фальшиво чувствительное, какое-то пустопорожнее томление, и сгладил все непривычное, все из ряда вон выходящее. Для меня самого народная песня была хорошей школой - под ее влиянием написаны "Легенда о мертвом солдате" и "Что получила солдатка".

6

Что касается современников, то из родника народной песни умел черпать Бехер {Впрочем, мне кажется, что во многих "Новых народных песнях" Бехера влияние народной старины не слишком значительно. Они представляют собой попытку создать песни новые и нового типа, которые мог бы петь народ.}, а также Лорка; у Симонова я взял песню, в которой девушка обещает воюющему в дальних краях красноармейцу ждать его, - я переделал ее для одной из сцен "Кавказского мелового круга", где можно было дать лишь элементы народной песни.

7

Изучить великие дидактические поэмы римлян - "Георгики" Вергилия и "О природе вещей" Лукреция - полезно по следующим причинам, причем причин этих по меньшей мере две. Во-первых, это образцы того, как можно в стихах описать земледельческий труд или целое мировоззрение; во-вторых, прекрасные переводы Фосса и Кнебеля неожиданно раскрывают нам с новой стороны богатство нашего языка. Гекзаметр - размер, принуждающий немецкий язык к плодотворнейшим усилиям. Наш язык представляется отчетливо "управляемым", и это очень облегчает его изучение {"Управляемым" язык представляется и в тех стихотворных переработках, которым Гете подверг прозаические наброски "Ифигении", а Шиллер - "Дон Карлоса".}. Вслед за Вергилием, переводчику необходимо изучить обработку стиха вместе с обработкой почвы и "полное вкуса, в высшей степени совершенное использование древним поэтом всего поэтического аппарата", одним словом - великое художественное чутье, свойственное древним, развивается при работе над великим содержанием.

8

Буржуазные классики многому научились, занимаясь древними, - причем они не только создали новые произведения, которые, подобно "Герману и Доротее", "Рейнеке-Лису" или "Ахиллеиде", возникли в качестве копий, но и углубили свое понимание поэтических жанров. (Что является формой для той или иной поэтической мысли - баллада, эпос, песня и т. д.?) В наше время жанры по сути дела забыты; никто толком не понимает и того, что может считаться поэтической мыслью, а что еще не является таковой. Нередко наши стихи представляют собою более или менее мучительно зарифмованные статьи или фельетоны, или цепь зыбких полуощущений, еще не ставших мыслью.