Бертольд Брехт - Покупка меди (статьи, заметки, стихи)

Гамлет. Значит, рыбаки служат теперь новому королю верой и правдой?

Паромщик. Они говорят: от войны сыт не будешь, сударь. Они за короля.

Гамлет. Но, как я слышал, послу его величества, моего первого отца, не путайте его, пожалуйста, со вторым, - дали пощечину на придворном балу в Норвегии. Теперь это предано забвению?

Паромщик. Его величество, с позволения сказать ваш второй батюшка, как говорят, изволили заметить, что господин посол был слишком хвастлив для дипломата страны, в которой слишком много рыбы.

Гамлет. Похвальная терпимость.

Паромщик. Полгода у нас на побережье все волновались: король колебался, подписывать договор или нет.

Гамлет. Неужели колебался?

Паромщик. Колебался. Еще как! Один раз даже усилили гарнизон форта. Все говорили: "Будет война! Никакой торговли, что делать с рыбой!" Все места себе не находили. Один день надеялись, другой - отчаивались. Но, с божьей помощью, наш добрый государь подписал договор.

Приближенный Гамлета. А честь?

Гамлет. Откровенно говоря, я не вижу в этом ущерба для нашей чести. Новые методы, друг мой. Ныне так принято повсюду. Запах крови теперь не в моде, вкусы изменились.

Приближенный Гамлета. Презренные мирные времена! Худосочное поколение!

Гамлет. Почему мирные? Может, теперь сражаются рыбой? Пикантная мысль: засаливать солдат. Минута стыда и много чести. Дал послу пощечину - изволь покупать рыбу. Стыд, того гляди, в могилу сведет, а честь можно рыбкой заесть. Смотришь, так и убийца оставит о себе добрую память: умел, скажут, человек сносить оскорбления. А недостойный сын в свое оправдание ссылается на богатую прибыль от рыбы. В заслугу ему поставят, что его обуяли угрызения совести, не по отношению к убитому - о нет! - по отношению к убийце. Трусость становится его главным достоинством. Перестань он быть подлецом все скажут в один голос: вот подлец, и так далее и так далее. Одно остается^сидеть сложа руки, а то, боже упаси, помешаешь рыбку удить.

Цветет торговля, склеп травой порос.

Вид запустенья сердце жжет укором.

Счет не сведен, но коль сведешь его,

Другие сразу спутаешь расчеты,

Что лучше: поспешить иль опоздать?

Итак, в живых останется подлец.

Подлец? С чего ты взял? Муж славный пред тобою.

Так говорят, да так и есть, пожалуй.

Разрушить хочешь ты все созданное им

Лишь потому, что на чужом несчастье

Построил счастье он? Что делать дальше?

Вернуть ландскнехтов в форт и вновь вершить

Кровавые, дела, с которых, не колеблясь,

Он начал путь свой? Боже! Не колеблясь!..

О если бы на миг заколебался он!

ЭПИЛОГ

И вот, под грохот пришедшихся кстати

Чужих барабанов и воинским

Кличем ландскнехтов чужих упиваясь,

Сбросил он бремя разумных

Гуманных сомнений. Случай помог.

Как одержимый, в кровавом своем ослепленье

Он убивает подряд мать, короля и себя,

Так оправдал он слова Фортинбраса

О том, что, взойдя на престол,

Гамлет достойным бы стал королем.

СЛУГИ

(Играются между 1-й и 2-й сценами II акта "Ромео и Джульетты" Шекспира)

I

Ромео с одним из своих крестьян-издольщиков.

Ромео. Говорят тебе, старик, мне нужны деньги. Не бойся, на доброе дело.

Крестьянин. Но куда же нам деваться, коль ваша милость возьмут и продадут участок? Нас ведь пятеро душ здесь.

Ромео. Наймешься куда-нибудь! Работник ты хороший - я тебя кому хочешь порекомендую. Мне нужны деньги - у меня свои обязанности. Ничего ты в этом не понимаешь! Ну как тебе втолковать, что не могу я выставить на улицу без подарка даму, которая пожертвовала для меня всем. "Прощай, милая, скатертью дорога!" Этого ты хочешь? Ну, знаешь ли, тогда ты последний прохвост, эгоист ты бессовестный. Прощальные подарки стоят дорого. И дарят их от чистого сердца, бескорыстно, ничего не требуя взамен! Не так ли, старина? Будь другом, не порти мне всю музыку! Помнишь, как ты меня ребенком на коленях держал, как ты мне лук вырезал, помнишь? Подумай, что люди скажут: даже старый Гоббо не хочет помочь Ромео, бросил его в беде, плюет на его доброе имя. Пойми же, дурень, я люблю! Я всем готов пожертвовать. Пойду на все ради нее, моей любимой, - на злодеяние, на убийство! И гордиться этим буду! Тебе этого не понять - стар ты уже, Гоббо, слишком стар, душа у тебя зачерствела. Надо же мне отвязаться от моей прежней пассии. Видишь, я тебе все, как на духу, открыл. И вот я спрашиваю у тебя, Гоббо, можно на тебя рассчитывать, как прежде? Да или нет?

Крестьянин. Сударь, я не мастак речь держать. Но куда же мне с семьей деваться, если вы сгоните меня с земли?