Елизавета. Нерон! Ты в уме! Не позволю. Она там опять критику разведет!
Лупандин. Молчи! Невеста… кхе-кхе… гм.
Вбегает Галя.
Галя. Папа! Тетя Лиза! Да вы что? Бабушка совершенно здорова!
Уклонов( поправляет букет ). Галина Нероновна! Наконец-то… ( С поклоном вручает ей букет ).
Галя( отстраняет его вместе с букетом ). Погоди… Гриша! Гриша!!
Гриша( дружинникам ). Одну минутку. Смотреть за ними… ( К Гале ). Ну что — Гриша? К вам жених приехал. Его, к сожалению, я арестовать не могу.
Галя. Какой жених?
Уклонов. Я — жених. По вашей телеграмме. ( Дает ей телеграмму ).
Галя. A-а… Так это опять тетя Лиза… Вас не я, а тетя Лиза вызывала.
Уклонов. Позвольте… Тут написано — Галя.
Галя. Тетя Лиза немножко перепутала свое имя с моим.
Уклонов( плачуще ). Елизавета Нероновна…
Елизавета. Галина! Ты мне норов не выставляй. ( Тычет в Уклонова ). Вот твой жених.
Галя. Нет. Вот мой жених. ( Обнимает Гришу ).
Елизавета. Я лучше знаю… Я не позволю! Нерон!
Клава( требующе ). Нерон Феофаныч!
Лупандин( Елизавете ). Замолчи!!
Уклонов( к Грише ). Но — позвольте! Вы же сознательный человек. Я — по телеграмме… ( Сует ему телеграмму ).
Гриша. Дорогой мой! Все приходит в полную гармонию. ( Обнимает Галю, хочет поцеловать, но сперва обращается к дружинникам ). Смотрите за ними. ( Целует ).
Уклонов( протягивает телеграмму Лупандину ). Но… я же по телеграмме. ( Лупандин отворачивается. К Елизавете ). Я же по телеграмме… ( Елизавета всхлипывает, отворачивается, вытирает платком глаза. К зрителям ). Я же по телеграмме. Недоуменно разводит руками. В одной руке у него по-прежнему букет, в другой — телеграмма.
Занавес.
1964
Рассказ
Для банкета был снят лучший зал самого лучшего в городе ресторана. Леонидов не поскупился, столы, уставленные яствами, чуть не прогибались, сам он беспрерывно мотался из зала в вестибюль ресторана и обратно, боясь проворонить и начало прибытия гостей, и какое-нибудь упущение в сервировке столов. Но гостей, хотя назначенный час сбора наступил, пока не было, точно к сроку приехала лишь театральная гардеробщица Екатерина Ивановна. Леонидов бросился ее раздевать. Отдавая ему дорогое, с воротником из голубой норки пальто, она сказала:
— Всю жизнь я людей раздеваю, так хоть разок ты, батюшка Леонидов, побудь в роли гардеробщика.
— Спасибо, что пришли, Екатерина Ивановна. Очень вам благодарен.
— Да это тебе, батюшка, спасибо. Я тридцать лет у вешалки стою, а вот на театральный банкет первый раз приглашена.
— Да как же — такое событие у меня! Наконец-то премьера — и успех! Я весь театр пригласил.
Пожилая гардеробщица внимательно поглядела на Леонидова. Взгляд ее был строгий, какой-то пронизывающий, и Леонидов смутился.
— Я знаю, что ты добрый человек, батюшка, — сказала гардеробщица. — И драматург талантливый.
— Спасибо, Екатерина Ивановна! Спасибо… — еще более смутился Леонидов.
— Я, значит, первая гостья твоя, — произнесла она, осматривая пустой угол вешалки, где висело ее единственное пальто.
— Сейчас приедут все. Идемте в зал, Екатерина Ивановна.
Пожилая женщина привычно повернулась к зеркалу, поправила аккуратную стрижку, достала из сумочки флакончик дорогих духов, подушила крашенные в фиолетовый цвет волосы. На ее груди острыми искрами поблескивала бриллиантовая брошь.
— Я, батюшка Леонидов, рада успеху твоей пьесы.
— Это заслуга Великанова Вениамина Григорьевича. Он талантливый режиссер.
— Венька-то Полозкин?
— Какой Полозкин?
— Да Великанов. Это же псевдоним его. А так он Полозкин.
— Да? А я, представьте, не знал.
— Так вот, батюшка Леонидов, ты не заблуждайся-ка насчет этого Полозкина-Великанова. Он глуп как пробка.
— Но… — Леонидов внезапно растерялся. — Но ведь он… уже год тому… как назначен главным режиссером театра… И поставленный им спектакль имел такой успех. Я думал, потолок рухнет от аплодисментов.
— Так ведь спектакль поставлен по твоей пьесе. А она настолько талантлива, что, как говорят, любая постановка по такой пьесе обречена на успех.
— Так уж любая… — пробормотал он.
— Любая, батюшка. — И женщина опять сухо и строго поглядела на Леонидова.
Читать дальше