Андре Жид: Изабель

-- Но, господин Флош, как вы можете думать?..

-- Но, мой молодой друг, -- по-свойски похлопывая меня по руке, сказал он, -- я бы счел это вполне естественным. Что вы хотите? Здесь мы приобрели привычку скрываться от мира, несколько... выпадая из общего движения. Ничто не занимает здесь нашего внимания; как бы это сказать?.. Да, вы оказали нам большую любезность, приехав к нам, -- я попытался что-либо возразить, но он повторил: -- Да-да, вы были очень любезны, и я сегодня же вечером напишу об этом моему замечательному другу Десносу; но должен вас предупредить; вздумай вы мне рассказать о том, что близко вашему сердцу, о том, что вас тревожит, интересует... я уверен, что не пойму вас.

Что я мог сказать на это? Я молча водил кончиком трости по песку.

-- Видите ли, -- снова начал он, -- мы здесь несколько утратили способность общаться. Да нет, нет! Не возражайте же -- это бесполезно! Барон глух как тыква, но настолько кокетлив, что никак не хочет показать и предпочитает притворяться, что слышит, а не просит говорить громче. Что касается меня, то к идеям сегодняшнего дня я так же глух, как и он, и от этого, кстати, не страдаю. Я даже не очень стараюсь их услышать. Общение с Массийоном* и Боссюэ заставило меня поверить в то, что идеи, волновавшие эти великие умы, так же прекрасны и значительны, как те, которые захватывали меня в молодости, которые этим великим умам, конечно же, было не понять... так же как я не могу понять проблем, увлекающих сегодня вас... Поэтому я просил бы вас, мой юный коллега, чтобы вы скорее заговорили о ваших исследованиях, поскольку они в то же время и мои, и извините меня, если я не стану расспрашивать вас о ваших любимых музыкантах, поэтах, ораторах или о форме государственной власти, которую вы считаете наиболее приемлемой.

_______________

* Массийон Жан Батист (1663 -- 1742) -- французский проповедник, оратор-моралист, член Французской академии. _______________

Он взглянул на свои карманные часы на черном шнурке и, вставая, сказал:

-- Пора возвращаться. День кажется мне потерянным, если я в десять утра не сяду за работу.

Я предложил ему локоть, он не возражал; время от времени, когда я из-за него замедлял шаг, он повторял:

-- Скорее! Скорее! Мысли как цветы: сорванные утром, они дольше остаются свежими.

Библиотека Картфурша размещалась в двух комнатах, разделенных простой занавеской: в одной из них, очень тесной, расположенной на три ступеньки выше, за столом около окна работал г-н Флош. Вид из окна закрывали бившие в стекла ветви вяза и ольхи, на столе стояла старинная керосиновая лампа с зеленым фарфоровым абажуром, под столом виднелась огромная меховая грелка для ног; в одном углу -- небольшая печка, в другом -- еще один стол, заваленный словарями, между ними -- шкаф для бумаг. Вторая комната просторнее; стены до потолка уставлены полками с книгами, два окна, посредине комнаты -- большой стол.

-- Вот ваше место, -- сказал господин Флош, и, поскольку я снова попытался возразить, добавил:

-- Нет, нет, я привык работать в тесноте, сказать по правде, мне там лучше: словно бы мысли лучше сосредоточиваются. Занимайте без всяких стеснений большой стол, и, если хотите, чтобы мы не беспокоили друг друга, можно опустить занавес.

-- Для меня в этом нет никакой необходимости, если бы для работы мне требовалось одиночество, то я бы до сих пор не...

-- Вот и хорошо! -- прервал он меня. -- Значит, занавешивать не будем. По правде сказать, мне доставит большое удовольствие подглядывать за вами. (И впрямь все последующие дни, всякий раз, когда я отрывал глаза от работы, я встречал взгляд этого добродушного старика, который, улыбаясь, кивал мне головой или из опасения показаться назойливым быстро отводил глаза, делая вид, что погружен в чтение.)

Он тут же подготовил все необходимое, чтобы я легко мог располагать интересующими меня книгами и рукописями, большинство из которых теснились в книжном шкафу меньшей комнаты; их количество и важность значительно превосходили предположения г-на Десноса, и, как выяснилось, мне понадобится минимум неделя для того, чтобы извлечь из них те ценные данные, которые я искал. Последним г-н Флош открыл стоявший рядом с книжным шкафом маленький шкафчик и достал из него знаменую Библию Боссюэ, на которой рукой Орла из Мо* против строф, взятых им за основу и послуживших источником вдохновения, были начертаны даты проповедей, прочитанных под их воздействием. Я удивился тому, что Альбер Деснос не воспользовался этими данными в своих работах, но оказалось, что эта книга появилась у г-на Флоша недавно.