Морли Каллаган - Подвенечное платье [Сборник рассказов]

Люк дал себе обещание, что когда вырастет, его тоже будут уважать за добрые и здравые суждения. Но, конечно, он не всегда мог учиться у своего дядюшки Генри, ибо очень часто, глядя на дядюшку, он вспоминал отца, и тогда чувствовал себя совсем одиноко. Поэтому Люк начал создавать себе другую, тайную, жизнь, и его компаньоном в этом деле стал пес Дан, одиннадцатилетний колли, слепой на один глаз и хромой на заднюю левую лапу. От старости Дан ожирел и стал медлителен. Он был очень ласковым, и его единственный глаз всегда светился, как янтарь. И шерсть его тоже была янтарного цвета. Когда по утрам Люк отправлялся в школу, старый пес провожал его с полмили, а когда в полдень Люк возвращался домой, у ворот его всегда поджидал Дан.

Иногда они играли у омута возле лесопилки или на дамбе, иногда отправлялись вниз по речушке к озеру. Люк никогда не испытывал одиночества, если с ним был Дан. У них была старая лодка, которая служила им пиратским фрегатом, когда они превращались в флибустьеров. Люк выкрикивал команды капитану — Дану, и пес энергично вилял хвостом: казалось, он все понимал. Единственный янтарный глаз его был настороже, в нем светился разум и одобрение. Потом они бродили в зарослях кустарника на другом берегу речушки, превратившись в охотников на тигров. Конечно, старый пес уже не годился для охоты — он был слишком медлительным и слишком ленивым. Дядюшка Генри давно уже с ним не охотился.

Выбравшись из зарослей, они валились на прохладный, заросший травой берег и обменивались ласками; Люк говорил что-нибудь Дану, а колли, как думал Люк, улыбался единственным глазом. Здесь, на берегу речушки Люк делился с Даном своими мыслями, о которых он ни за что не стал бы рассказывать дяде или тетке. И не потому, что мысли были очень уж важные — просто он говорил о себе такое, что можно было рассказать только родному отцу или матери, если бы они были живы. К обеду они обычно возвращались домой, а потом Дан сопровождал Люка к дому мистера Кемпа; Люк упрашивал старика Кемпа взять их с собой, чтобы помочь ему пригнать четырех коровенок. Старик был всегда рад Люку и Дану. Ему нравилось смотреть, как Люк вместе с колли бегает вокруг коров и представляет, что скачет на мустанге по диким просторам прерий у подножия Скалистых гор.

Дядюшка Генри давно уже перестал обращать внимание на колли, хотя однажды, споткнувшись о собаку, лежащую на веранде, он покачал головой и глубокомысленно изрек:

— Бедняга, отжил свое. Ни на что не годится. Жрет, спит и путается под ногами.

В одно из воскресений во время летних каникул Люка, когда все возвратились из церкви и пообедали, дядюшка Генри, тетушка Элен и Люк перебрались на веранду, где спал колли. Люк уселся на ступеньку, привалившись спиной к перилам крыльца, дядюшка Генри расположился в качалке, а тетушка растянулась в гамаке и удовлетворенно вздыхала.

Заметив колли, Люк три раза похлопал ладонью по ступеньке, и Дан, вскинув голову, неуклюже поднялся, медленно замахал хвостом, давая понять, что сигнал услышан, и направился через веранду к Люку. Но собака была еще сонной и ее невидящий глаз был обращен к качалке; когда Дан проходил мимо дядюшки, его левая передняя лапа попала под качалку. С диким воем собака скатилась со ступенек и, прихрамывая, скрылась за угол дома и остановилась там, услышав, что Люк бросился следом. Единственное, в- чем Дан нуждался, — это ласковое прикосновение руки Люка. Словно извиняясь, пес принялся размеренно и усердно лизать его руку.

— Люк! — раздался требовательный зов дядюшки Генри. — Давай сюда собаку.

Когда Люк привел колли на веранду, дядюшка Генри кивнул и произнес:

— Благодарю, Люк.

Потом он достал сигару, прикурил, положил свои огромные руки на колени и начал раскачиваться, хмурясь и пристально вглядываясь в собаку. Было ясно, что он принимает какое-то важное решение.

— В чем дело, дядя Генри? — нервно спросил Люк.

— Этот пес уже ничего не видит, — ответил дядюшка.

— О нет, видит, видит, — скороговоркой сказал Люк. — Его больной глаз был обращен к качалке. Вот и все, дядя Генри.

— И у него не осталось ни одного зуба, — продолжал дядюшка Генри, пропустив мимо ушей замечание Люка. Повернувшись к гамаку, он окликнул: — Элен, поднимись-ка на минутку. — Когда она выбралась из гамака и подошла к нему, он продолжал: — Элен, позавчера я думал об этом старом псе. Дело не только в том, что он почти ослеп. Ты обратила внимание, что, когда мы подъезжали к дому после церкви, он даже не залаял?