Марина Нефедова - Лесник и его нимфа

С мамой Литу даже отпускали гулять. Она пару раз сходила и перестала – слишком большой контраст был между летом на улице и жизнью внутри.

Один раз приехал папа. Лита не помнила, о чем они говорили, – очень хотелось спать. Кремпа не пускали, Маньку не пускали. Никого больше не пускали. Лита убедила маму, что здесь все хорошо. Мама даже как-то сказала папе: «Слушай, не переживай ты за нее. Ей море по колено».

Это была неправда.

Было какое-то унижение, которое Лита глубоко чувствовала, например, в том, что все должны были вставать в семь утра и ждать полтора часа завтрака в холле. До тихого часа ложиться было нельзя. Нужно было сидеть в специальной комнате, читать журналы или смотреть телик. Некоторые, в том числе Лита, которой было очень плохо от лекарств, ложились на жесткую лавочку. Или просто на пол. Это почему-то, к счастью, было можно. А на кровать – нельзя.

Она общалась с девчонками, которым передавали втихаря сигареты, – курила с ними в туалете. Медсестры знали, но делали вид, что не знают. Девчонки были после побегов из дома и попыток суицида. Разговаривающие матом и рассказывающие подробности своей интимной жизни (тут Лита обычно старалась исчезать из разговора). Жесткие и делающие вид, что они очень сильные. Пациентки от пятнадцати до восемнадцати - самый цвет жизни - в своих одинаковых халатах здесь были абсолютно равны.

Еще были медсестры и врачи, которые искренне считали, что тут, в этой больнице, они кого-то лечат. Эти тетки – обычные, со своими теткинскими проблемами, приходили в отделение – и надевали маски аминазиновых терапевтов.

***

Лита вспомнила все это, глядя на узоры на ковре. А засыпая, вдруг подумала: а если ее посадят в тюрьму, как там будет? Она совершенно не исключала этого. У Кремпа был приятель, которого посадили – то ли за тунеядство, то ли за гомосексуализм. Федю вот тоже чуть не посадили. Как там будет в тюрьме? Эти мысли всерьез ее занимали.

А завтра надо идти в школу. Как же ужасно, ужасно жить. И главное, надо прожить так еще лет пятьдесят.

Глава 5

***

Сентябрь уже заканчивался. Фредди Крюгер в ее жизни никак не появлялся. Лита не написала за последнее время ни одной песни. Ни разу не сходила к Кремпу в химчистку. В школу ходила через день, гуляла целыми днями одна по городу. Поднималась на крыши и смотрела вниз. Высоты она боялась, но специально приучала себя смотреть на землю. Так, на всякий случай. Вокруг, как обычно, все было беспробудно серым. Но Лита все время вспоминала, как Лесник сказал: «Я вообще-то люблю серый цвет». Серый цвет просто надо полюбить, вот и все.

Наконец, выпив с Васей Йодом какого-то шмурдяка, она попросила две копейки и позвонила Леснику. Листочек, на котором он написал ей на бумажке еще тогда, на Арбате, свой номер, она носила в ксивничке все время. Телефон Фредди, кстати, лежал там же.

Лесник ответил очень вежливо и доброжелательно, что да, узнал ее и очень рад слышать. Человек за стеклом.

– Я хотела завтра зайти, отдать свитер.

– Завтра я уезжаю в командировку.

– А…

– На один день, в Загорск.

– Здорово. Я никогда не была в Загорске, – зачем-то сказала Лита.

– Хочешь, – вдруг сказал он, – поедем со мной?

– Да…

– Тогда завтра в восемь утра у касс на Ярославском вокзале. Только не опаздывай, пожалуйста. Там электричка в 8:10, мы на нее должны успеть.

Она опоздала. Она проспала, потому что заснула только под утро. Потом бежала по переходам, как дура, хотя было понятно, что она не успевает. Вдобавок она забыла свитер. В 8:25 Лита обреченно вошла в здание пригородных касс.

Он стоял около расписания. Сердце у нее чуть не выскочило – все-таки она бежала только что вверх по эскалатору…

– Привет, Лесник, – сказала она, стараясь говорить как можно спокойнее. – Ты меня дождался?

Он улыбался, как будто старый друг, перед которым не надо оправдываться.

Ладно, наверное, можно считать, что прошлого дурацкого разговора про Кремпа не было. Какая, действительно, разница, к кому она ходит ночевать в химчистку? Лесник – просто очень хороший человек. Пусть не из системы, зато с Урала.

– Я должен был отвезти документы на конференцию, которая начинается в десять. Теперь меня убьют, – сказал он, улыбаясь.

– А я забыла свитер… И вообще я только сейчас поняла, что надо было как-то по-другому одеться – мы же зайдем в монастырь, который там? Ну вот, в таком виде меня, наверное, не пустят.

У нее была тюбетейка на голове, джинсы и незаменимый черный плащ.