Арно Зурмински - Йокенен, или Долгий путь из Восточной Пруссии в Германию

Когда все разошлись, Герман и Петер пошли посмотреть на могилу.

- Цветы пропадают, - заметил Петер, погладив белые ромашки, выступавшие из венка. Он, казалось, раздумывал, нельзя ли из этих ценностей еще извлечь какую-то пользу, но ничего подходящего не придумал. Герман тем временем собирал патронные гильзы.

"Община Йокенен", "Союз ветеранов Йокенен-Колькайм", "Слуги доброму хозяину". Надписи на лентах. Ни одного венка от множества йокенских детей, которым майор был отцом, ни одного венка от матерей, забеременевших от него первой беременностью.

Расчет трактирщика Виткуна оправдался. Больше половины присутствовавших на траурной церемонии собрались во второй половине дня в трактире пить жидкое военное пиво "Киндерхофер" из Гердауэн. Позднее пришел и Блонски, все еще в молодцеватой партийной форме, но уже с густыми пятнами засохшей грязи на сапогах. Майорша обменялась с ним всего лишь парой ни к чему не обязывающих слов. Никакого приглашения. Это ли он заслужил? Девять лет был инспектором поместья Йокенен. Проехал семьсот километров из глубины России. А майорша даже не пригласила его на обед.

- Ваш сраный флаг все еще висит! - сказал Блонски и уселся за стол, где сидели Штепутат и Микотайт.

- Флаг останется до утра, так хотел старый барин, - пробурчал Микотайт.

- Партия вам еще ноги приделает! - заорал Блонски. - Вот только закончится война. Тогда будет порядок. Йокенен - какая-то сонная, глухая дыра. Нет и следа нового духа, веящего над Германией. Тошно становится от таких похорон. Голубая кровь, "фон Мольтке", "цу Граунау" - всю свою жизнь пальцем не шевельнули для немецкого народа. Ползают теперь кругом и мечтают о прошлом - новое время для них недостаточно благородно... Вывешивать кайзеровские флаги! Фюрер им еще покажет. Подождите только до окончательной победы.

Так разорялся в йокенском трактире инспектор поместья Блонски. Выпив свой первый грог, он продолжал: - Мы там строим новую Германию! Вооруженные немецкие деревни на славянской земле. Вам бы посмотреть на энтузиазм нашей молодежи. Они готовы умереть за своего вождя.

Что это случилось с Блонским? Настоящий высотный полет. Когда Микотайт осторожно осведомился у него о полевых работах на Украине, Блонски отреагировал чуть ли не оскорбленно:

- Для работ у нас есть другие. Там царит порядок, там каждый не может делать, что хочет. Никакого сравнения с Йокенен.

И тут Блонски решил твердо и окончательно, что он в Йокенен больше не вернется, никогда. Для него есть более крупные дела. Блонского йокенцы потеряли бесповоротно, он отправляется на борьбу за родину и фюрера.

Герман Геринг сказал, что провалится сквозь землю, если границы рейха пересечет хоть один вражеский самолет. Однако все получилось по-другому. В сообщения вермахта о геройских оборонительных боях на Кубанском плацдарме и об осаде Ленинграда все чаще вкрадывались намеки на бомбежки на территории рейха. Затемнение стало символом воли и стойкости на отечественном фронте.

- Пока в Йокенен нет электричества, нам это идиотское затемнение не нужно, - считал дядя Франц.

Но начальник штурмового отряда Нойман как-то вечером лично приехал на велосипеде в Йокенен, чтобы убедиться, что йокенцы не привлекают самолеты противника своими керосиновыми лампами и сальными свечами, изобретенными еще в первую мировую войну и известными под названием "свечи Гинденбурга". В больших городах рейха света все чаще и чаще просто не было. Весной Штепутат получил из окружного управления список из 38 имен женщин и детей из Берлина. Предписывалось разместить их в Йокенен - в замке, в трактире, среди крестьян. Рекомендовалось самому подать хороший пример.

Часа в четыре дня на Викерауский вокзал прибыл специальный поезд. Три телеги было прислано с поместья, одна приехала от дяди Франца с поляком Антоном в качестве кучера. Йокенен представился берлинским женщинам и детям со своей лучшей стороны. Мягко светило солнце. Дороги были исключительно сухими для ранней весны. Между шпалами железной дороги цвели первые одуванчики. Когда подходил поезд, кучера крепко держали лошадей за узду: йокенские лошади редко видели паровозы. Сопровождающая из Национал-социалистического женского союза соскочила с подножки и с беспечной веселостью объявила: "Мы у цели! Все выходите". Штепутат в скромном костюме, только с партийным значком на отвороте пиджака, подошел к ней. В сущности, ему нужно было бы сказать приветственную речь, но Штепутат не переносил речей. Да и обстановка не располагала к речам: плач маленьких детей, пыхтящий локомотив, беспокойно храпящие лошади.